– А сколько мне, как, по-вашему? – пробормотал я, дико краснея.
– Да лет сорок.
Моё лицо горело.
– Да. Почти. Тридцать девять, – пробормотал я.
– Что он мне расскажет? – кричала она. – Что надо быть честной, порядочной? Родителей уважать? Что он мне расскажет? Кого вы привели? Я живу, с кем хочу.
– Почему она грубит уважаемому человеку? – закричали все. – Пусть извинится!
– Я? – закричала она. – Я ещё ничего не сказала. Вы мне ещё пятидесятилетнего приведите нотации читать!
И что было глупо – я обиделся.
Ещё глупей – я с ней перестал разговаривать.
И что глупее глупого – я уже старше, чем она могла себе представить.
Её дочь уже такая, каким был я.
И мы уже с дочкой разругались, когда она что-то такое же сказала насчёт моего возраста.
Нечистая сила
Мне тут приснился бес…
Я думала, он маленький, зелёный, рогатый, четвероногий.
А на самом деле он имеет вид человека.
Ни за что бы не догадалась.
Вот какой он, оказывается.
Но видно, что сволочь.
Видно.
То есть улыбается, конечно, вежливый.
И деньги у него есть.
И дети у него есть.
И одет, конечно, с иголочки.
Галстук классный, туфли «Балдинини».
Сорочка голубая, галстук вишнёвый, костюм тёмно-синий, видимо, по заказу.
Носочки чёрные.
Но с искрой.
Часы вроде бы «Ролекс» или «Полёт», но золотые, точно.
Очки тёмные.
Хотя было темно.
Я даже спросила:
– Вы меня видите?
Он сказал:
– Насквозь.
Фигурка, – говорит, – у вас классная.
У меня платформы были на длинных таких шнурках вокруг ноги.
– Супер, – говорит. – Итальянские? «Балдинини»?
– Точно, – говорю.
Не… Мужик он, конечно, мировой. Нет, сволочь. Это точно. Ну вот видно.
Но парфюм – супер.
Как вошёл – так аромат.
Я спрашиваю:
– Что за марка у вас парфюма?
– «Живанши», Италия.
Класс. И перстенёк с печаткой – в бриллиантах.
Да, и чёрный шарф-кашне.
Так классно по обе стороны…
Но сволочь.
– Вы, – говорит, – за деньги со мной будете?
Я так шутливо говорю:
– Смотря сколько денег.
Он говорит:
– Пять тысяч.
Меня аж передёрнуло:
– Рублей, что ли?
– Баксов, – сказал он.
– Что? Прямо здесь? Блин!
Короче, возмутилась я.
А он:
– Здесь и сейчас.
Ну, думаю, тот ещё тип.
– Так люди вокруг.
– А никто не увидит.
Слушайте! Вы не поверите.
Все ходили вокруг, чуть не наступали.
Пол кафельный там, фойе Большого театра.
Зима, пол ледяной, там снег натаял. Лужи.
И никто ничего не видел, не слышал.
Он, конечно, сволочь.
И как мужик – дерьмо.
Деньги в конверте по одному, по пять баксов.
Я сижу на полу, считаю.
И тут все начали на меня орать.
Толпа, все с улицы – в гардероб.
Я ору:
– Не сбивайте!
Опять начинаю.
Он стоит, смотрит, с перстнем своим.
Ненавижу!
Я так ему в лицо:
– Ненавижу тебя, гад! Сейчас как перекрещу!
А он говорит:
– Десять тысяч за второй раз.
Я аж задохнулась:
– Опять здесь?
– А где же? У тебя же квартиры нет?
Ну, сволочь! Опять, говорю, на ледяном полу? Ну, я второй раз уже шубу подстелила.
Народ опять не видит.
В общем, это всё лирика…
Что было дальше, никогда не догадаетесь.
Он рублями рассчитался.
По пять, по десять.
И мелочи килограмма два.
Пересыпал в шубу.
С ума сойти!
Я кричу:
