по скользким ступеням. Трутся запасные обоймы, рыщут дула автоматов в лучах подствольных фонарей.
В метре от него дверь. Двинулся к ней и чуть не упал. Схватился за ручку – поддалась, в глаза ударил резкий желтый свет. Ни эмоций, ни мыслей, – просто шагнул внутрь. За спиной щелкнул замок.
«Морг? – первое, что пришло в голову. – Нет, это что-то другое».
В нескольких метрах друг от друга, на широких прозрачных полках лежали двое. Парень лет восемнадцати-двадцати, светловолосый, щупленький, и девушка примерно того же возраста. В отличие от молодого человека она была крепкой стройной брюнеткой. Пижама почти не скрыла рельефа замечательной фигуры. Молодые люди, казалось, спали. К их телам были прикреплены датчики, цветные провода которых тянулись по стенам, уходя в потолок. Между этими двумя, прямо посреди комнаты, зависая в воздухе, искрилась желтая сфера. Все вокруг было пропитано электричеством. При малейшем движении в складках одежды с шорохом проскальзывали белые нитки крохотных, колючих молний.
«Глупый ты… Я б давно переполз… Только глянь, какая», – отметил про себя Кубинец, но тут откуда-то сверху послышался знакомый голос: – Что вам нужно?!
В конце комнаты кто-то двигался. Тот, кого называли Кастро, поднял усталые затуманенные глаза.
Это была не стена, там, в торце – всего лишь стеклянная перегородка. Прищурился. Оттуда из глубины комнаты показалось испуганное морщинистое лицо. Из-за бликов на стекле с трудом, но можно было разглядеть фигуру, белый халат и кончик жидкой бородки на воротнике. В этом испуганном старом человеке даже близкие не узнали бы всегда веселого, самоуверенного Павла Игоревича.
– Зачем вы это делаете? Мы простые ученые… Прекратите стрелять… Это варварство… – голос доносился теперь значительно тише. По всему видно, микрофон оставил там, в темноте. – У Архимеда было время, и он отстоял свои Сиракузы. Судьба безжалостна. Мне она времени не дает…
– Я этого не хотел, – прозвучало в ответ.
– Убивайте, топчите, ломайте! Варвары! Опять вернулись! Сжигать наши книги! Втаптывать в грязь науку! Вернулись, чтобы снова сделать нас дикарями!.. Вы, уничтожители Вавилона и Рима, рушите храмы науки, топите истину в океанах крови, глумитесь над…
– Ну, хватит, хватит… Это за мной гонятся варвары! Это меня хотят уничтожить.
Сфера стала менять цвет, увеличиваться в размерах…
– Он сформировался! – голос изменился, стал возбужденным, почти радостным. Все, что происходило за пределами этой комнаты, для старого ученого больше не имело значения. Стоны, красные от крови халаты, тела друзей, остывающие рядом за стеной, – об этом ли думать! Эксперимент – вот, что важно! – Чего уставился, идиот! – закричал профессор. – Ты, обезьяна, не понимаешь? Электроды раскалились!.. Они не остановили расширители!.. Может, и хорошо… может, и хорошо, что они не успели…
– Да, – почти равнодушно сказал Кубинец. – Яркая штучка.
– Выйди оттуда! Ты меня слышишь?.. Ты… Ты… Товарищ, немедленно покиньте синхронизатор… Выйдите!.. Выйди… Тебе же хуже будет!..
– Некуда мне идти, – ответил непрошеный гость. Подошел к девушке и провел ладонью по волосам. – Красивая.
– Слышишь, ты! – заорал голос сверху. Видно, старик опять схватил микрофон. – Я не знаю, что будет, если ты останешься! И тебе это не нужно, поверь… – Он на миг замолчал, будто только что его осенила идея. – Да… точно… Не хочешь туда… Вот тут возле стекла… Ну иди сюда! Тут дверь… Еще одна дверь… В кладовку… Убегаешь – убегай! Здесь тебя не надо… Твоего имени нет на скрижалях истории… Иди своей дорогой…
– В кладовку?
– Там люк и лестница! Лестница вниз…
Сфера из желтой вдруг стала красной, начала быстро увеличиваться в размерах. Кожу на руках и лице обдало жаром.
– Что-то не так! – обеспокоенно донеслось из динамиков. – Я не могу перекрыть энергию! Сейчас все взорвется… Все взорвется!
От давления заложило уши. Кубинец видел, как открылись глаза у девушки. Вскоре очнулся и парень. Еще не понимал как, но он глядел в глаза им обоим и чувствовал, что не может шелохнуться. Шар окутал их, растворил в себе. Голова закружилась. Стало вдруг легко. Кубинец опустил взгляд и увидел себя лежащим на полу. Саня отвернулся к стене, а Рита, широко раскрыв глаза, не моргая, смотрела вверх.
«Откуда? Откуда я их знаю?» – спрашивал он себя. И не только их имена. Стали близки их чувства, открылись мысли, страхи, сомнения… Перед мысленным взором мелькали лица, которых никогда не видел, слышались незнакомые голоса. Ему вдруг становилось то страшно, то хотелось смеяться или плакать.
Вот он маленький сидит в песочнице. В правой руке лопатка, в левой – маленькое зеленое ведерко. К нему подходит великан и долго молча разглядывает. У великана большой плащ и кожаные перчатки с красивыми блестящими заклепками. «Подари мне варежку, – просит он великана. – Я дам тебе ведерко. Оно зеленое, для лягушек». Незнакомец снимает и протягивает ему перчатки, потом берет на руки и спрашивает:
– Ну что, Саня, узнаешь меня?
– Нет, – отвечает он смущенно.
– Я твой дядя, дядя Володя.
– Дядя Володя из Москвы? – радостно спрашивает он. Великан кивает: – Да, из Москвы. Поедешь со мной в Москву?
– Я спрошу у мамы?
– Видишь ли, Саша, мама и папа, они… улетели на Луну… Они там будут долго… Там много дел… У меня здесь много дел, и мне нужен помощник. Такой, чтоб и лопатку, и ведерко мог держать.
– На Луну? А я… А как же я? – не понимает он, и становится обидно, обидно до слез. И великан оказался не настоящим, потому что великаны не плачут. А этот заплакал вместе с ним…
Вот он крутится возле зеркала. Только это не он, а девочка лет десяти. У нее длинная толстая коса и смазливое личико. Она долго примеряет мамины сережки, бусы и браслеты. И так станет, и эдак. Прищурится и посмотрит как-то уж совсем по-взрослому. Руки потянулись за помадой, но с улицы в открытое окно долетело: «Рита! Рита!»
И вот она мчится по ступенькам вниз…
…Ночь, темно, фонари не горят. Идет дождь, очень холодно. Девочка, сдирая коленки, ползает по клумбам и твердит: «Сережки, сережки, где же эти проклятые сережки?» Она замерзла, промокла насквозь, но домой идти страшно, и худенькие ручки продолжают шарить по траве, по земле. В десятый, сотый раз все те же места.
«Рита! Рита!» – беспокойно зовут голоса из темноты.
«Ужас, какой ужас, – думает она. – Нет, никогда, никогда я больше не вернусь домой! Уж лучше замерзнуть здесь!»
Как кадры из фильма, возникают все новые персонажи.
«…Эй, ботан!» – кричит сзади какой-то толстяк и бьет раскрытой ладонью в ухо…
«…Рита, ну что ты, у нас же любовь, для меня это навсегда», – просит о чем-то парень с длинной крашеной челкой и, пытаясь прижать к себе, елозит мягкими усами по щеке.
«Отстань! – отпихивает она, – я тебя предупреждала…»
«…Я не понял, Санек? Мы вроде не так договаривались! – треплет за воротник кто-то худой, коротко стриженый. – Сначала ты решаешь мне, и только потом, когда я покажу тебе ручкой вот так…»
Самые яркие, запоминающиеся события из чужой и одновременно знакомой жизни проносятся мимо, поражают и тут же забываются.
«Все взо-орве-етс-ся! Все взо-орве-ется!» – замедленные жеваные фразы доносятся, словно из потустороннего мира. Постепенно ускоряются, делаются четче, понятней. И как только проникают в сознание, и угрожающий смысл их становится явью – раздается взрыв.
Хуши сказал: «Чтобы советы помогли, спрашивай v мудреца только те, которые хочешь услышать»
Первое, что увидел Саня, придя в себя, – квадратный подбородок незнакомца, застывшую улыбку, верхний ряд белых зубов и удивленные пустые глаза. Мужчина средних лет с загорелым
