– Это про кого ты тут ей рассказываешь?! – вскипела от возмущения Рита.
– Да ни про кого! – оправдывался Саня. – Все наоборот! Ты неправильно слушаешь! Не такой у нее нос и уши у нее маленькие-маленькие, – он сжал вместе большой и указательный палец, оставив маленькую щель. – Чего ты удивляешься? А, нет, не такие маленькие. Я имею в виду нормальные, стандартные уши, понимаешь?.. Не понимаешь…
Саня махнул рукой. Девушка бросила в костер несколько толстых веток.
– Она очень милая, – сказал он. – Такой улыбки, такого нежного голоса больше нет ни у кого. Как-то по ошибке я принял эту улыбку на свой счет, и с тех пор она не выходит у меня из головы. Она и не заметила меня тогда, а я… Она добрая, она ранимая. У нее глаза, как угольки, волосы длинные, как струи водопада, падают на плечи. Она очень следит за собой. Какие нежные, ухоженные у нее пальчики.
– Если они такие нежные, – сердито проговорила Рита, – чего же ты тогда ее предал! Изменил с первой шалавой, какая под руку подвернулась.
Саня возмутился.
«Во-первых, как видишь, пока не изменил и, надеюсь, не изменю. Хотя не уверен, что той, которую люблю, вообще нужна моя верность. А может, она ее и не заслуживает. Как-то я решился поговорить с ней по телефону, и знаешь…» – он вдруг запнулся.
– Чего замолчал? Давай, договаривай.
«Ничего, – ответил он. – А во-вторых, эта милая девушка угостила нас вином и дала поесть, а ты в знак благодарности обозвала ее шалавой. Стыдно за тебя».
– Ой, стыдно ему.
Нанг вдруг наклонилась к нему и быстро поцеловала в губы, Саня слегка отдернулся, девушка рассмеялась.
– Не бояться, глупый, – добрая, нежная не узнать.
Он отрицательно покачал головой, потом сказал:
– Узнать.
Добродушно смеясь, она произнесла:
– Всю жизнь верный быть, потом, как Муленга, плакать, – погрозила пальцем, – да-да…
– Какой еще Муленга?
Нанг легла на бок, уперлась локтем в песок и, разглядывая огонь, бросила несколько веток. Саня наблюдал, как тени играют на ее красивом, неподвижном, будто выточенном из камня, лице. Сквозь потрескивание костра он услышал:
– Муленга хотел жить честный. После смерть отца он раздал бедный земля, дом, отдать все лодка и пойти без сандалий по земля. И так много ходить. И по леса, и по горы ходить. И много находить, и всегда отдавать. Он искал самый бедный, чтоб помогать. Он очень уставать в пустыня и умирал от голода и вода. В песке он увидеть скоро совсем мертвый больной человек. У него быть вода. Муленга сказать, дай мне вода. Человек сказать нет. Муленга подумал, человек умереть, забрал и выпивал его вода. А человек стал открывать глаза и говорить: Муленга, ты искать меня. Я самый бедный человек на земля. Зачем ты обокрасть меня? Человек заплакать и умереть. И Муленга долго, долго плакать.
– Интересно, – сказал Саня, – и чему учит эта притча?
Нанг откинула со лба челку и, вглядываясь в лицо юноши игривым взглядом, произнесла:
– Верный быть до конца, или не быть совсем, чтоб не плакать.
– Я попробую до конца, – улыбаясь, сказал он. – Попытка не пытка.
Девушка задумалась, потом необычным для себя серьезным тоном произнесла:
– Попытка – пытка.
По очереди они сделали по глотку вина и почти допили его.
– Это не быть притча, – сказала девушка. – Муленга жить. Мой брат видеть Муленга убитый.
– Кто же его убил? – спросил Саня, уминая последний кусок мяса.
– Малыш Хасан, – посмотрев по сторонам, прошептала Нанг. – Он раньше бывать здесь.
– Знакомое имя, – заметил Саня, – тоже вроде как легенда. Его же никто не видел. Или ты видела?
– Не видела. Мой брат говорить, что видел Малыш Хасан мертвый.
Молодой человек рассмеялся.
– Твой брат, смотрю, тот еще выдумщик. Веселый он у тебя.
– А я нашла это, – Нанг взяла его руку и положила на ладонь что-то холодное круглое. Это оказалось старинной монетой. В самом центре была дырка диаметром с мизинец. Саня взял ее и посмотрел сквозь отверстие на огонь.
– Так только он мог сделать, – сказала девушка.
– Что сделать?
Нанг сжала руку, вытянула указательный палец и выдохнула:
– Пых.
Саня услышал Кубинца:
– Малыш Хасан любил подбрасывать монеты и палить по ним из пистолета. Ни разу не промахнулся. Все пули шли точно в центр. – Помолчав, через две секунды добавил: – Так говорили. Чепуха все это, на самом деле. Поспрашивай местных, найдутся те, которые видели, как Хасан выстрелил из ружья и сделал такую же дырку в солнце.
Саня протянул девушке монету.
– Оставлять себе, – сказала она. Поставила кувшин и блюдца обратно на поднос, поднялась. – На удача. Завидовать твоя девушка. Думать, она тебя стоит.
Нанг ушла, Саня лег спиной на песок. С неба навалились звезды, закружились, замелькали перед глазами. Пришлось снова сесть.
«Это еще что такое?»
– Это называется «вертолеты», – отозвалась Рита. – Кувшин выхлебал, чего ты хотел?
«Раньше пил, не было такого».
– Потому что вино. Вино отстает, потом догоняет. А такого пьяницу, как ты, и перегнать может. Ты на всякий случай оставайся лежать на боку.
Он лег набок.
– Рита, я хотел тебе кое в чем признаться.
– Не сейчас. Не в том я настроении: только поругаемся. Нарасхват ты у нас, как погляжу. Слетелись, как эти, как их, на мед.
– Как мухи, – подсказал Кастро.
– Вообще-то пчелы, – поправила девушка. – Но в этом случае, думаю, ты прав.
Хуши сказал: «От некоторых выгодных сделок выгоднее отказаться»
Герберт махнул рукой, и человек у стойки, Китаец, как называли хозяина местного бара, обратил на него внимание.
– Приятель, ну-ка плесни еще.
– Текилы?
– Ее самой.
Герберту на вид было лет тридцать, тридцать пять. Худощавый, с невзрачным веснушчатым лицом. Человек с такой заурядной внешностью, казалось бы, должен был слиться с толпой праздно шатающихся по побережью туристов, но этот был не из таких. Он играл в непринужденность, пытался выглядеть беззаботным, но опытный взгляд Китайца улавливал фальшь в каждом движении. Незнакомец следил за посетителями заведения, а бармен за ним.
– Эй! – окликнул Китаец появившегося в дверях музыканта.
Молодой человек, прислоняя к столику обшарпанную виолончель, приветственно поднял руку.
Наливая Герберту текилы, бармен свободной рукой подозвал вошедшего.
– Вы искали своих друзей, братьев Чан?
– Да-да, вы что-то узнали?
