Кастро задумался.
– Не понял.
Профессор вернулся на свой стул, забрал у Кубинца чай, выпил и крякнул.
– Чего непонятного? Пихаем три сознания в одно тело – отлично. Разъединяем – отлично! А через две недели – амба! – профессор хлопнул ладонью по столу. – Дохнут, понимаешь? Дохнут!!!
Кастро как-то по-новому посмотрел на кучу изрезанных грызунов и поморщился.
– Все умерли? Но с людьми ведь не так?
Профессор уронил голову на руки.
– Не все. Если давать препарат, из трех умирает одна. Было хуже. Сто последних экспериментов – девяносто восемь трупов. В двухсотой и двести седьмой тройке выжили все. Почему, а? У меня нет идей! Нет идей… – он захныкал, как ребенок, а затем встрепенулся. – Нужна свежая мысль. – Первое, что приходит в голову! Ну, скажи что-нибудь! Ну!
Кастро растерялся, развел руками и брякнул:
– Адреналин?
– Что? При чем здесь адреналин? Ну, при чем здесь адреналин?! – заорал профессор. – Идиот! Бездарность! Ты хоть как-то представляешь структуру сознания? Адреналин! Дурак ты! Иди отсюда!
Кастро потупил взгляд.
– А как определить, какая из трех умрет?!
– Восприимчивость к препарату у всех разная, – с трудом, словно каждое слово причиняло ему боль, произнес профессор. – У кого лучше, тот и выживает.
– А если один из трех совсем не принимает?
– Обречен, – устало выдохнул ученый.
Молчали минут пять. В комнате горела всего одна лампа и от перепадов напряжения все время мигала. Вдруг вспыхнула неожиданно ярко. Из темного угла вспорхнул мотылек, закружился вокруг светила, то и дело обжигая крылья о горячее стекло. Коснулся еще раз, кажется, замахал сильнее, но это не помогло: закрутился, как осенний лист, упал на пол, задрыгал длинными лапками.
Игоревич вытащил из-под стола табуретку и предложил гостю присесть.
– Я не господь, – сказал профессор, наклонился, потянул за ручку выдвижного ящика. – Не мне решать. Судьба. Шансы равны.
Он достал картонную коробку и высыпал на ладонь горсть красных пилюль. Отсчитал три и положил на ладонь Кастро, пристально посмотрев ему в глаза. – Саня, Рита…Ты ведь найдешь их, правда? Через две недели, семнадцатого, до еды. Лучше, чтоб одновременно.
Кастро сунул пилюли в нагрудный карман.
– Козел ты, дедушка. Экспериментатор хренов. У фашистов тебе работать. Такого видного мужчину, – показал на себя, – чуть не угробил.
Кубинец ушел, но он был не единственным, кто навестил в эту ночь именитого ученого. Профессор только на две минуты сомкнул глаза, как кто-то уже тормошил его за плечо.
– Павел Игоревич! Павел Игоревич, начинаем, – возбужденно шептал помощник.
Оторвав щеку от стола и вытерев с губы слюну, профессор спросил спросонья:
– Начинаем?
– Начинаем, Павел Игоревич. Нагреваем болоны. Через пять минут запускаю.
Профессор что-то вспомнил, и лицо его исказила страдальческая гримаса.
– Цезаря?
– Угу, – подтвердил заместитель. – И две кошки… Ребята притащили. Я проверил, они здоровые… блохастые только.
– Жалко Цезаря, – печально произнес профессор.
Сергей кивнул.
– Жалко.
Ученый опустил взгляд, вытащил из кармана очки, протер рукавом стекла, нацепил на нос и снова поднял глаза.
– Надо так надо.
Сергей развернулся и пошел к выходу, но вдруг что-то вспомнив, остановился и махнул рукой в сторону двери.
– Забыл сказать, там к вам пришел тот человек…
Дверь скрипнула. От неприятного ощущения ученый зажмурил утомленные бессонницей глаза. Ему показалось, что от усталости он сейчас свалится со стула, и на всякий случай ухватился за крышку стола.
Сначала в дверях показался большой горбатый нос, а затем со словами «Доброй ночи» появился и сам посетитель.
Ученый поправил очки и испуганно вскрикнул:
– Вы!
Человек шагнул внутрь.
– Не ждали, а мы к вам на огонек, – растянул рот в улыбке и, притворив за собой дверь и раскинув руки для объятий, направился к Павлу Игоревичу. Затем действительно обнял и даже поцеловал в висок.
– Кто вас пустил? – захныкал ученый. – Что вам нужно? Зачем опять пришли? Варвары! Инквизиторы! Пришли пытать меня?!
– Ну что ты, это же я, Фил, твой друг, – хлопнул профессора по коленке носатый. – Ты что, забыл меня? Мы чай пили… Вспоминай! Из самовара. А ты мне еще подарил такую блестящую штуку. Помнишь?.. Ну, с кнопочками такими…
– Что вам надо?
– Что надо, что надо… Так ты это… узнал меня, нет?
Нет? Да? Слышишь, а этот не появлялся, друг наш? Ну, тот, который… плохой человек. Кастро. Нет? Не приходил? А ты меня так и не вспомнил. Да? Я с товарищем был… Не вспомнил? – Фил посмотрел на Сергея и показал на профессора. – Мы с ним друзья. А ты ведь тоже с нами чай пил. Я тебя еще в коридоре приметил.
– Я пойду, – сказал Сергей. – Можно?
– Куда? – спросил Фил. – А вообще иди, конечно. Да, это, – крикнул вдогонку, – как здоровье, как домашние?
Заместитель оглянулся.
– Спасибо.
– Да? Ну, отлично! Иди, делай там, что тебе надо, – и кому-то громко приказал: – Пропустите его!
Снова глянул на Павла Игоревича.
– А я как зашел, сразу его в коридоре заметил. О, думаю, знакомое лицо!
Профессор отодвинулся вместе со стулом.
– Что?! Чего вам от меня надо?! Зачем вы приходите сюда?! Врываетесь, разрушаете мое детище, колыбель новой неизвестной миру науки. Убиваете моих коллег… А у них семьи…
Фил шмыгнул носом и обиженным голосом произнес:
– А ты злопамятный. Я к тебе как к другу шел. С хорошей новостью. Думал, обрадуешься. У меня, может, тоже есть на тебя обида, но я ее забыл.
– Послушайте…
Профессор не договорил, в кабинет с двумя лаборантами вошел Сергей. Он нес клетку с кроликом, лаборанты держали на руках двух серых болезненно худых кошек.
– О! Пугало красноглазое! Ха-ха! – обрадовался Фил, увидев кроля. – Как он меня за палец цапнул!
Чуть руку не оттяпал. Зверюга!!! Хищная тварь! – похлопал профессора по кисти. – Друг, подари мне его.
