прыщавых щек юношеский пушок, начинают лепетать: «Все изменилось! Куда катится мир!» Но этот ком сорвался с горы задолго до нас. Мы микроорганизмы, которые успели десять раз родиться и умереть на падающем с небоскреба мойщике окон. Культура, искусство, тысячелетняя история, что-то там говорил Сократ, что-то я… Пустота. Пыль Вселенной. Доброта, зло – все относительно. Все надуманно. Надо лишь уметь управлять теми, кто во все это верит.
– Пустота, пыль… – повторил Кубинец. – И ты устал. Тебе хозяева большую пенсию обещают?
– Неправда, я в отличной форме. Я придаю планете ускорение. Все это крутится, пока я крепко стою на Земле и держу двумя ногами этот шарик на нужной орбите.
Амазонки разбились на три группы. С каждой атакой всадниц они теряли по воину. Кастро обратил внимание на девушек, дравшихся на мечах с тремя спешившимися гладиаторами. Что-то в фигуре и движениях одной из них показалось ему до боли знакомым. До боли еще и потому, что, когда ее плечо задело копьем, он почувствовал это собственной кожей. Если бы Кубинец не знал, что Рита сейчас в отеле, то решил бы, что эта отчаянно сражающаяся амазонка именно она. Чем больше он приглядывался к девушке, тем сильнее холодело у него внутри.
«Нет, нет, – говорил в нем здравый смысл. – Почему здесь?.. Как так быстро?.. Невозможно».
– Вот так… вот так, – начал бубнить он. – Отбивай, уклоняйся… А теперь выпад! Молодчина! Бей слева!.. Еще!.. Повернись!.. Спину им не подставляй… Ныряй! Еще выпад!.. Назад…
Кастро не замечал, но амазонка по необъяснимой причине выполняла все его приказы. Мышцы его руки сжимались, и она делала выпад, он опускал голову, и амазонка нырком уклонялась от меча противника.
Вдруг по трибунам пронесся недовольный ропот. Делая очередной выпад, подопечная Кубинца воткнула меч в горло светловолосой богине ночи. Обхватив шею руками, она упала на землю. Тогда Немезида, пользуясь замешательством, кинулась на амазонку со спины, но противница, будто видя ее затылком, рухнула на колени и, падая на спину, выхватила из-за пояса нож. Острое лезвие вошло в незащищенный доспехами бок соперницы.
– Копье, – прошептал Кастро, и через несколько секунд поднятое амазонкой копье вонзилось в ногу третьей нападавшей. Трибуны замерли в недоумении. Три гладиатора меньше чем за минуту были повержены приговоренной ими к смерти убийцей.
– Минерва! – загрохотал над ареной требовательный голос Шакира. Тут же одна из всадниц отделилась от основной группы и направила коня в сторону непокорной амазонки.
– Подожди… подожди… – шептал Кубинец, когда она занесла для броска копье. Амазонка остановилась.
– Сейчас, – резко произнес Кубинец, и в одно мгновение копье взметнулось ввысь. Преодолев огромное расстояние, сверху, будто брошенное с неба, оно настигло и скинуло с седла воинственную наездницу. Острие копья, пробив доспехи, вошло под ключицу и, пройдя насквозь, застряло в лопатке.
– Ты смотри! – глядя поверх мельтешащих голов зрителей, удивился Рэм. – А они тут даже чего-то умеют.
Конь поверженной богини испуганно понесся по арене, и амазонка, не теряя времени, кинулась ему наперерез. Ей удалось схватить коня за уздечку и через мгновенье быть уже в седле.
– Прозерпина! Повелительница теней! – раздался все еще громкий, но потерявший уверенность голос Шакира. – Забери в преисподнюю дерзкую!
Воодушевленная призывом, богиня рассекла мечом предплечье одной из своих противниц и недовольная тем, что жертву не дали добить, развернула коня в сторону беспокойной амазонки. Но дерзкая налетела на нее и повалила на землю вместе с конем. Нога Прозерпины запуталась в стремени, поднявшись с земли, испуганное животное понесло потерявшую сознание воительницу мимо свистящих трибун.
Вдруг прозвучал гонг, и пять уцелевших всадниц стали отступать к поднимающимся воротам. На помощь богиням на арену выбегали уже знакомые публике гладиаторы.
Ожидая самого худшего, уцелевшие амазонки собрались вместе. Та, что отличилась сегодня больше остальных, готовясь принять первый удар на себя, была впереди всех. Ее горячий конь то и дело становился на дыбы.
– Что могут боги без нас – простых смертных?! – прокричал Шакир. – Нет! Не боги горшки лепят! Мы будем делать историю. И этот бой разыгран нами, чтобы никто из нас не утратил надежды! Не усомнился в своих силах! Если мы деремся за добро! За правду! Ничьи боги не остановят нас! Мы сильнее богов! И наши чемпионы докажут это!
– Много чести, – услышал он за спиной недовольный голос императора. – Дикарка и этих половину перережет.
Шакир оглянулся, пожал плечами.
– Так если бы раньше… Я уже объявил… Как же я теперь?..
– Ты расстроил наших гостей. Ты подставил наших лучших воинов. Откуда вы притащили этих зараз? – обратился к своей свите Метхум и, не дожидаясь ответа, подошел к краю трибуны. Встал так, чтобы его могли видеть все зрители, и обратился к ним:
– Римляне!
– Римляне! – во весь голос повторил за ним Шакир.
– Эти преступницы не заслуживают легкой смерти.
– Эти преступницы!..
– Их черная кровь не замарает чистых мечей, несущих возмездие.
–
– Их черная кровь!..
– Я отзываю гладиаторов и отдаю наших врагов на суд природе.
– …на суд природе! – прокричал Шакир.
Возмущенный свист и восторженный многоголосый рев почти заглушили его слова. Мнение «римлян» разделилось, но решение было принято, и гладиаторы покинули арену. Вышедшие из ворот римские легионеры окружили кучку оставшихся в живых амазонок, отобрали у них оружие и развели пленниц в разные стороны.
Пока рабочие индусы сносили в повозки убитых и раненых воинов, амазонок расставили на платформах, ранее доставлявших из «царства мертвых» гладиаторов, вершивших правосудие. Но теперь платформы не ушли вниз, а обтесанными каменными глыбами выросли над ареной, подняв приговоренных на трехметровую высоту.
Кубинец, рассматривая верхние трибуны, сплюнул на затылок сидящему рядом ниже старику.
– Не угомонятся никак, твари узколобые. Чего еще придумали? – Он посмотрел на Рэма: – Скоро там твой штурм?
– Ты жив, пока живет Рим, – ответил тот.
– Можешь начинать. Я разрешаю.
– Хочешь знать, за что я тебя убью? – спросил Рэм.
– Мы так мило беседовали, – произнес Кубинец. – Ты так и не передумал?
– Думаешь, из-за этой истории с Сафроновым? Нет, Миша. Мы играем по одним правилам – тут не на что злиться. Переходить мне дорогу стало твоим хобби, но я не сержусь. Когда мне говорят: «Кубинец продал нам минометы, украденные в прошлом году с нашей же базы в Сомали», я тоже не сержусь. Это твой хлеб.
Балансировать между двумя силами, выкручиваться, видеть выгоду в проигрыше – я сам учил тебя этому.
– Чего ж тогда взъелся?
– Тридцать человек, Миша. Я доверял им больше чем себе. Четыре года спецподготовки. Мне до сих пор снятся их лица. Я слышу их голоса. Никто не вернулся. Ты предал родину, Миша. Обгоревшие останки твоих товарищей разбросало по дну Атлантики.
– Опять двадцать пять, – сказал Кубинец. – Я здесь при чем?
– Цереушники знали по этому делу больше нас. Пять лет назад кое-что из их архива попало ко мне. Ты
