на Косовом поле» («Boj na Kosovu», Югославия, 1989) рекомендуется к просмотру как эталон балканского героического киноэпоса.
Казалось бы – ну и что тут героического? Продули битву, так сказать, по собственной инициативе. Однако сербы ценят подвиг на Косовом поле даже выше, чем победу, за что и канонизировали обоих героев – царя Лазаря и Милоша Обилича. И, надо сказать, у них есть на то свой резон. Одержи сербы победу – ну и была бы у них еще одна победа, память о которой, как показывает практика, недолговечна. А вот поражение… Как говорится, на ошибках учатся. На этом поражении, как на дрожжах, через церковный культ и выросла вся сербская культурная доминанта. Так что в чем-то создатели мифа о Косовом поле, пожалуй, были правы.
Почему мифа? Да потому, что события Косовской битвы легендарны и архетипичны. Сосуществует с десяток подчас несовместимых друг с другом вариантов событий того рокового дня 1389 года, причем все они верны, то есть неопровержимы. Потому что исторические данные не позволяют нам сказать о Милоше Обиличе ничего определенного. Потому что впоследствии выяснилось: Вук Бранкович, чье имя стало нарицательным обозначением предателя, как это произошло в свое время с Иудой, вовсе не предавал царя Лазаря, а напротив, много сделал для успеха сражения. Впоследствии он так же упорно сражался с турками, за что и был убит ими. В романе «Одна ночь в Вальхалле» Миливое Йовановича Вук попадает на небо и участвует в пиру, который происходит не где-нибудь, а в самой Валгалле, причем приглашены на него исключительно герои всех времен и народов.
Легендарное, Небесное Косово оказалось сильнее Косова исторического. Косовский миф и по сей день занимает центральное место то ли в сербской исторической мифологии, то ли в мифологической истории, что для тамошних реалий примерно одно и то же, и позиций своих сдавать покамест не собирается. Идея Небесного Косово, древнего сербского царства благоденствия и справедливости, по злому року павшего от превосходящего противника, близка библейской идее об избранном народе, «что грешит и бывает благословен, возвышается и падает, что прошел через тяжкое вавилонское пленение с надеждой и затем – триумфом»[237]. Таким образом, если одна сторона косовской легенды представлена эпосом, то вторая – безусловно, библейской мифологией. Отсюда и возник культ Лазаря – царя-мученика, сделавшего выбор в пользу Царствия Небесного и не пошедшего ни на какие компромиссы с нехристями.
Среди сербов и поныне есть поверье, что до тех пор, пока они не отыщут припрятанную где-то турками голову царя Лазаря, не быть миру на Балканах[238]. Вариации гипотетического обретения этой реликвии также стали сюжетом преданий. В одном из них речь идет о торговцах, которые разъезжали по Сербии по каким-то своим торговым делам и остановились как-то ночью на привал в пустынном месте. Они отправились за водой к отыскавшемуся неподалеку заброшенному колодцу, но из ведра с водой на них вдруг уставилась… человеческая голова, которая к тому же еще была еще и в короне и вся светилась. Торговцы, понятное дело, опешили и уронили ведро. И тут увидели, что к ним идет нечто, похожее на тело в развевающихся одеждах, но… без головы. Тело подошло к ним, взяло в руки голову и так же безмолвно удалилось. Когда торговцы пришли в себя, им открылось, что нашли они не что-нибудь, а голову Лазаря, причем приходил к ним за ней сам царь. Выдается эта история, как водится, за быль, реально случившийся эпизод из жизни, в чем мы, естественно, ничуть не сомневаемся.
Параллельно сосуществует несколько различных вариантов легенды, в результате чего появился на свет, живет и развивается мозаичный свод преданий о Косовской битве. Подобно лоскутному одеялу он соткан из разных мистических элементов и символов, генеалогически восходящих то к индоевропейской древности, то к христианской традиции, а то и привнесенных разными авторами. Одним из первых произведений, где народная эпика была использована в целях национальной консолидации, стала написанная в самом начале XIX века народным стихом поэма Гавршила Ковачевича «Сражение страшно и грозно между серблима и турцыма на полю Косову, под князом Лазаром, случившесе у 1389-м лету юния 15 дана»[239]. Она оказалась самым популярным изложением легендарных событий на Косовом поле.
Именно отсюда пошло отождествление пира накануне битвы с тайной вечерей Нового Завета. В начале ее князь Лазарь разочаровывается в Милоше Обиличе как в змиевиче, публично сообщая об этом всем присутствующим сербским и союзным военачальникам. Это явный языческий мотив – чуть ниже мы узнаем, кто такие змиевичи и с чем их едят, пока же для нас важно, что это название несет в себе отрицательную коннотацию. Лазарь отождествляет себя ни много ни мало с Иисусом. В полном согласии с евангельским сценарием, он подает Милошу чашу с вином, предлагая выпить за него тому, кто «…меня предать замыслил, как Иуда Спасителя своего». Однако Лазарь, хотя и причислен к лику святых, был на тот момент пока еще обычным человеком, а потому вполне мог и ошибаться. В отношении Милоша он явно допустил промах: не исключено, что Милош действительно был тем самым пресловутым змиевичем, но своего царя он никоим образом не предавал и даже напротив – стремился переломить ход сражения в пользу сербов ценой своей жизни.
Милош Обилич также заслужил посмертной канонизации. Правда, до сих пор доподлинно неизвестно, кем он был: по одной из версий это влиятельный сербский князь, зять царя Лазаря, накануне битвы поклявшийся убить султана, по другой – простой человек, пастух, чуть ли не случайно проходивший мимо и заинтересовавшийся ходом сражения. В образе Милоша евангельский сюжет гармонично соседствует со вполне языческими отсылками к сверхъестественным способностям Милоша-змиевича. Такая мистическая эклектика не только не порождает смыслового конфликта, но, напротив, помогает мифу жить и развиваться дальше. Косовская легенда вбирает в себя даже непримиримые мифологические и идеологические конструкции, отчего сила ее воздействия только возрастает.
Впоследствии тематика Косова поля стала предметом приложения сил множества авторов. В 1828 г. вышла героическая драма «Милош Обилич» Йована Стерия Поповича. Наряду с «историческими», т. е. легендарными персонажами здесь действуют три аветины (вилы, русалки) и их царица. Однако при всех фантастических допущениях основное содержание драмы составляют отнюдь не чудеса. Главная задача произведения – проповедь патриотизма. Поэтому после короткого пролога с участием аветин на лоне природы следует серьезный диалог на тему, как следует любить Отечество. Во сне Милошу Обиличу в роли «тени отца Гамлета» является царь Душан Сильный, последний из легитимных и успешных правителей Сербии, к тому моменту давно почивший в бозе, который вопрошает: «Где, Милош, твоя клятва, которой ты уверял, что будешь Отечеству верен?» После этих слов царь Душан превращается в кровавую реку, из какового намека высших сил уже точно можно заключить, что мира и покоя на Балканах не будет еще очень и очень долго. Недавнее обострение косовского кризиса и бомбардировки НАТО вновь воскресили главный сербский миф, причем не только в самой Сербии.
Литература о Косовом поле обширна, причем не только ее сербский сегмент. Примечательно, что на Западе в последнее время стала популярна антимифологическая версия тех событий, т. н. «серый миф». Ее смысл в том, что не было никакого Небесного Косово и героического сражения сербов с турками, все это сербская идеологическая диверсия эпохи царицы (точнее – деспотиссы) Милицы – супруги царя Лазаря, правившей страной после поражения на Косовом поле. Дескать, сражались с турками на Косовом поле на самом деле албанцы, предки нынешних косовар, и вот наконец-то пришла пора вернуть им их исконные земли, при этом Милош Обилич описывается как албанский национальный герой. «Серый миф», как, впрочем, и сам миф, живет своей жизнью, но об этом мы поговорим отдельно.
В косовском мифе много действующих лиц, и это не только царь Лазарь и Милош Обилич. Это и уже упомянутый Вук Бранкович. Тень несостоявшегося предательства пала на него самого и на все его семейство, поэтому в балканском мифологическом пространстве все Бранковичи – персонажи, как правило, отрицательные. А между тем и сам Вук, и сын его, будущий сербский деспот Георгий Бранкович, и их потомки – самые настоящие герои и мученики: одни всю жизнь воевали с турками, не вылезая из седла до 80 лет, другие были этими турками ослеплены и умерщвлены.
Досталось от мифа даже женской половине дома Бранковичей. «Проклета Ерина» – проклятая Ирина, супруга деспота Георгия, родом из византийской династии Кантакузенов, изображена в народных преданиях искушенной ведьмой, виновной в гибели многих сербов во время строительства крепости Смедерево – и поныне самой большой крепости в Европе. Тела умерших, как и положено, замуровывали в стены – до сих пор в Смедерево есть т. н. башня Ерины. На самом деле тут сработал скорее синдром Марии-Антуанетты: куда проще свалить все просчеты, да и просто неудачно сложившиеся обстоятельства
