type='note'>[4]. Широкое использование часов оказалось еще более революционным. Они подарили человеку независимость от солнца и луны. Они сделали возможным планирование дня, определили границы ночи, организовали труд, и - возможно, самое главное - они стали мерилом стоимости труда, поскольку позволяли подсчитать количество вложенного в тот или иной проект времени. До появления часов время не имело измеряемой стоимости.
В XVI веке португальцы завезли европейские механические часы в Китай - это были намного более хитроумные устройства, нежели неуклюжие водяные часы, которые делали в Пекине. Китайцы, однако, ценили эти механизмы невысоко, считали их игрушками и не стремились узнать, как с ними обращаться. Если все же они их приобретали, то нуждались в европейцах, которые были бы рядом, чтобы эти механизмы запускать. Подобным же образом, когда век спустя португальцы завезли в Пекин пушки, им пришлось завезти и обслуживающий их персонал. Китай был способен поглощать новые технологии, но не мог их производить. А к XVIII веку в Пекине о новых иностранных придумках уже даже и знать ничего не желали. В знаменитом письме к Георгу III император Цяньлун, который правил с 1736 по 1795 год, отверг британское предложение о торговом сотрудничестве: «Мы никогда не придавали особого значения странным и искусным предметам, не нуждаемся мы более и в ваших изделиях». Китайцы закрылись от внешнего мира[5].
Без новых технологий и способов производства Азия пала жертвой классической мальтузианской проблемы. В 1798 году Томас Мальтус издал свой знаменитый трактат «Опыт о законе народонаселения», который сегодня вспоминают исключительно из-за его ошибочного пессимизма, но который, однако, содержал ряд удивительно точных наблюдений. Мальтус отмечал, что производство продуктов питания в Англии росло в арифметической прогрессии (1, 2, 3, 4,...), в то время как население росло в прогрессии геометрической (1, 2, 4, 8, 16...). Такое несоответствие, если не принимать мер, неизбежно ведет к обнищанию населения, а поднять уровень жизни (за счет сокращения населения) смогут лишь такие стихийные бедствия, как голод или эпидемия*.
Дилемма Мальтуса была вполне реальной, однако он недооценил силу технологий. Он не учел, что именно подобные проблемы вызовут в Европе соответствующую реакцию - аграрную революцию, которая значительно увеличит производство продуктов питания. (Континент также решал проблему перенаселенности, вывозя десятки миллионов людей в колонии, в особенности в Южную и Северную Америки.) Так что в отношении Европы Мальтус заблуждался, однако его анализ хорошо характеризовал ситуацию в Азии и Африке.
СИЛА В СЛАБОСТИ
И все же: в чем был смысл невероятных китайских морских вояжей? Флот Чжэн Хэ - это лишь фрагмент грандиозной картины великих достижений Китая и Индии - дворцов, императорских дворов, городов тех времен, когда Запад только начал свое движение вперед. Тадж-Махал был построен в 1631 году в честь Мумтаз Махал, любимой жены правителя империи Великих Моголов Шах Джахана. Британский путешественник Уильям Ходжес был одним из многих, кто отмечал, что в Европе никогда не существовало ничего подобного. «Драгоценные материалы, прекрасные формы, симметрия всех частей, - писал он, - это превосходит все, что я дотоле видел». Сооружение Тадж-Махала требовало невероятного таланта и мастерства, не говоря уже о выдающихся инженерных знаниях. Как могло общество, создававшее такие чудеса света, при этом не двигаться вперед в других областях? Как мог Китай, построивший такой флот и отправлявший такие экспедиции, не производить часов?
Ответ отчасти кроется в том, каким образом Великие Моголы строили Тадж-Махал. На этом строительстве в течение двадцати лет день и ночь трудились двадцать тысяч рабочих. Чтобы поднимать материалы на высоту купола - 187 футов, они построили рампу длиной в десять миль. Бюджет у строительства был неограниченным, однако человеко-часы, вложенные в проект, практически ничего не стоили. Тот, кому приходится изыскивать средства, тому не по карману Тадж-Махал. Флотилия Чжэн Хэ была построена при помощи командной системы, так же как и пекинский Запретный город. Строительство его началось в 1406 году, здесь трудился миллион человек - и еще миллион стражников надзирал за строителями. Если вся энергия и ресурсы общества направлены на несколько проектов, то эти проекты становятся успешными - но это единичные успехи. Так, Советский Союз в 1970-х гордился своей космической программой, хотя технологически это была одна из самых отсталых индустриальных стран.
Вовлечение все большего количества людских ресурсов в решение проблемы не открывает путь инновациям. Историк Филип Ху-ань провел удивительное сравнение между крестьянами дельты Янцзы и английскими фермерами - соответственно самыми богатыми регионами Китая и Европы в 1800 году[6]. Он указывает, что по некоторым показателям оба региона находились на одном экономическом уровне. Однако Британия серьезно опережала Китай по основному показателю роста - производительности труда. Китайцы могли сделать так, чтобы их земля была высокопроизводительной, но достигалось это за счет того, что один акр обрабатывали все больше и больше людей - Хуань называет это «эффективность без развития». Англичане же искали способы сделать более производительным сам труд, чтобы каждый фермер мог собирать больший урожай. Они изобрели облегчающие труд устройства, использовали труд животных и придумывали механизмы. Когда, например, изобрели многошпиндельное колесо, для управления которым требовался один обученный человек, это изобретение быстро распространилось по всей Европе. В Китае же сохранялось более отсталое, но дешевое одношпиндельное колесо, поскольку им могли управлять многие не имеющие навыков люди. (Если труд почти ничего не стоит, зачем тратить деньги на сберегающие его механизмы?) В результате небольшое количество британцев могло обрабатывать большие площади сельскохозяйственных угодий. К XVIII веку размер средней фермы на юге Англии составлял 150 акров, а в дельте Янцзы он был равен 1 акру.
Различия в восточном и западном подходах прослеживаются и в морских экспедициях. Европейские были менее грандиозными, но более эффективными. Часто они организовывались частными или частно- государственными предприятиями и использовали новые методы оплаты за путешествие. Так, голландцы стали пионерами нововведений в области финансов и налогообложения: уже к 1580 году их торговцы сельдью вовсю использовали фьючерсные контракты. И эти механизмы были весьма действенными, поскольку именно за их счет финансировалось растущее число морских экспедиций. Предполагалось, что каждая из них принесет прибыль, новые открытия и новые продукты. Проекты развивались методом проб и ошибок, каждая новая экспедиция основывалась на опыте предыдущих. Спустя некоторое время цепная реакция вызвала развитие предпринимательства, исследований и науки.
В Китае же, напротив, морские походы зависели от интересов и мощи одного правителя. Когда его не стало, они прекратились. Однажды новый император приказал уничтожить чертежи кораблей, и искусство кораблестроения было утрачено. В XIII веке китайцы успешно использовали пушки, спустя триста лет они не могли даже зарядить их без помощи европейцев. Гарвардский историк-экономист Дэвид Лэндис пришел к выводу, что Китаю не удалось «создать продолжительный, самоподдерживающийся процесс научного и технологического прогресса»[7]. Достижения Китая оказались эпизодическими и эфемерными. И в этом суть азиатской трагедии: даже если и имелось знание, оно не осваивалось и не развивалось.
КУЛЬТУРА - ЭТО СУДЬБА?
Почему, когда Запад двигался вперед, незападные страны стояли на месте? Этот вопрос веками являлся предметом дискуссий, однако точного ответа на него так пока и нет. Право на частную собственность, надежные институты власти и сильное гражданское общество (то есть такое, которое государство не подавляет) - все это, совершенно очевидно, было основой для экономического роста Европы
