пропасть неизмеримой глубины, попадает в мрачную пещеру, потом ползет по узкому лазу, чуть не умирает от голода и т. д. Преграды, которые должен преодолеть герой, подчеркивают приключенческие стороны повествования.
Множество сюжетов повестей, также носящих черты приключенчества, строится на разного рода забавных или, наоборот, злых проделках. В повести «Человечья нога» рассказывается о молодом ученом Чэнь Хэне, который вел беспутную жизнь и быстро промотал свое состояние. Он залез в долги и оказался в зависимости от ростовщика Вэя. Тот со временем стал требовать денег и всячески притеснять Чэня. Молодой человек решил отомстить ростовщику, для чего с помощью слуги подбросил в его дом человечью ногу, чтобы обвинить Вэя в убийстве. Так развертывается сюжет, построенный на занимательных коллизиях. В другой истории — «Чжан Проныра попал впросак» — говорится о сюцае Цаньжо, который после смерти любимой жены дал клятву не жениться. Через какое-то время, однако, он встретил молодую женщину, она пришлась ему по душе, и он решил жениться на ней. Неожиданно оказалось, что она замужем. Ее муж, Чжан Проныра, использовал свою жену для заманивания простаков. На сей раз оказывается обманутым сам Чжан, так как его жена сбежала с молодым сюцаем.
Многие сюжеты строятся на какой-то ошибке, оплошности или необдуманной шутке, которые влекут за собой неожиданные последствия. В повести «Опрометчивая шутка» говорится о легкомысленном и беспутном Цзяне, который во время одного из своих путешествий допустил досадную оплошность, обронив фразу о том, что хозяин дома, где он и его спутники хотели укрыться от дождя, будто бы является его тестем. Эти слова и ряд других случайных обстоятельств вызвали каскад забавных событий, приведших к неожиданным результатам. И в прологе этой повести рассказывается об ученом Ване, чья озорная проделка также вызвала неожиданные последствия. Шутка или оплошность, приведшие к неожиданным результатам, весьма распространенный прием в приключенческих повестях Фэна и Лина. Неожиданность действий, непредсказуемость их конечного результата, нарушение обычной логической схемы человеческих поступков — таковы сюжетные ходы авторов, старавшихся повествованию придать занимательность. Как пишет М. М. Бахтин (говоря об особенностях старого греческого романа), в подобных произведениях «неожиданного ждут и ждут только неожиданного. Весь мир подводится под категорию „вдруг“, под категорию чудесной и неожиданной случайности»[4]. Такую «неожиданность» мы находим и в сюжетах китайской городской повести.
Весьма характерны в связи с этим разного рода изменения и трансформации. Нередко они принимают вид «визуальных метаморфоз», зримо подчеркивающих живую и динамичную форму изображенного в повестях бытия. Не случайны, например, преображение героев и их лицедейство, создающие неожиданные коллизии, осложняющие сюжетное действие. Такие преображения-переодевания происходят, например, с Суном Четвертым (то он переодевается стражником, то слугою из чайной), Чжао Чжэн принимает вид певички из веселого заведения, и т. п. Метаморфозы и лицедейство часто встречаются в рассказах с любовной интригой, которых довольно много среди повестей Фэна и Лина. В повести «Опрометчивая шутка» герой прикидывается зятем богатого селянина, что влечет за собой разные забавные ситуации. В повестях о любовных похождениях монахов (например, «Любовные игрища Вэньжэня») лицедейством-преображением, занимаются монахи и монахини. Такие превращения усиливают занимательный элемент сюжетного действия.
Большое место в коллекции Фэна и Лина занимают весьма разнообразные по содержанию рассказы судебного жанра, представленные в настоящей книге несколькими произведениями. Судебная повесть
Значительное место среди повестей, судебного типа занимают истории о пропажах и кражах. К их числу можно отнести повесть Лин Мэнчу о загадочном деле двух братьев («Судья Сюй видит сон-загадку»). В ней можно заметить немало художественных деталей и приемов, часто встречающихся в повествованиях этого типа. Прежде всего, это всякого рода исчезновения, сопровождающиеся загадочными обстоятельствами, осложняющими сюжетное действие. В данной повести таких исчезновений несколько. Например, исчезает возница, совершивший кражу, и его никак не могут обнаружить. Это рождает мотив поисков, которые, в свою очередь, влекут за собой острые ситуации. Затем происходит таинственная кража и убийство Ван Цзюэ, причем о виновнике читатель ничего не знает. Это преступление порождает новую цепь поисков и преследований. В конце повествования обнаруживается исчезновение крупной суммы денег, которое также осложнено таинственными обстоятельствами. Все эти исчезновения, кражи, пропажи держат читателя в постоянном напряжении в ожидании того, что может еще что-то произойти.
Мотив поисков и преследования — почти обязательный художественный элемент судебных повествований, своего рода стержень, на котором держится динамичное сюжетное действие. Важной художественной деталью многих произведений такого типа является загадка в сюжете, ориентирующая читателя на однократное или многократное разгадывание какой-нибудь задачи. Загадка сгущает занимательность художественного произведения, как пишет В. Б. Шкловский, «загадка является предлогом к наслаждению узнавания»[5]. В китайских судебных повестях подобных загадок может быть несколько, они создают в повествовании затейливую сюжетную вязь. Именно такую сложную нить интриги мы видим в сюжете о двух незадачливых братьях.
Не менее сложно развивается сюжет повести «Трижды оживший Сунь». Повесть о стряпчем Суне (как и некоторые другие произведения этого типа, например прекрасный рассказ Фэн Мэнлуна о псевдобоге Эрлане[6]) представляет собой образец своеобразного средневекового детектива, который по своим художественным достоинствам (в частности, по запутанности сюжета) не уступает западноевропейским произведениям о тайнах (например, «готическим» повествованиям, в частности произведениям Рэдклиффа. В повести о стряпчем Суне говорится, что герой однажды встретил гадателя и тот предрек ему скорую смерть, указав даже, когда это должно случиться. Сунь пришел домой, рассказал жене, а вскоре произошло таинственное — Сунь ночью вышел из дома и исчез. Так начинается повесть о непостижимой смерти стряпчего Суня и рождается та тайна (как в настоящей детективной истории, она является ядром сюжетного действия), которую читатель понимает лишь к концу рассказа, когда с появлением всеведущего судьи Бао раскрываются обстоятельства запутанного и странного дела.
В повести о стряпчем Суне можно видеть особенность, характерную для многих судебных повествований: соединение таинственного и волшебного. Надо сказать, что появление сверхъестественного в сюжете — довольно распространенная черта в старой китайской прозе. Это вызвано разными обстоятельствами. Сверхъестественное, волшебное было распространенным элементом литературной традиции и занимало важное место в художественной прозе той поры. Сочетание правдоподобного и неправдоподобного, сплетение реального и волшебного в одном повествовании (не только в волшебных, но и в реалистических сюжетах) — общее явление в произведениях разных типов, в которых реалистический характер сюжета нередко сочетается с ирреальными деталями в отдельных сценах и эпизодах. Художественный метод литераторов того времени подразумевал такое соединение, которое современным читателем воспринимается как художественная условность. В судебной прозе появление волшебного элемента часто было связано не только с традицией. Не умея разрешить сюжетные конфликты и коллизии средствами реалистического повествования, старый автор прибегал к приемам волшебного. К тому же сверхъестественное подчеркивало и усиливало ту мистическую загадочность, которую литератор хотел создать в своем произведении. В повести о Суне ирреальность занимает большое место — это и троекратное явление погибшего хозяина служанке и вещий сон судьи Бао.
Художественные приемы, подчеркивающие таинственный характер исчезновения героя, увеличивают и заостряют читательский интерес. В то же время элементы волшебного, сверхъестественного (в частности, вещие сны) помогают автору разрешить те сюжетные загадки, которые он создал в своем повествовании.
