вами говорил, что кажется мне подозрительным, почему князья Долгорукие, особливо Алексей, не желали никого впускать в покои умирающего Петра Алексеевича… Теперь я понял, почему это делалось.
— И почему? — рванулся князь Иван Долгорукий.
— А потому, что, видно, очень уж вы о здоровье нашем беспокоились, боялись, как бы мы не заразились, а кроме того, были заняты изготовлением большого чуда для нас всех, — ответил князь Голицын, после чего низко поклонился собранию и спросил: — Дозволите ли вы, господа, чтобы допрос князьям Долгоруким чинил я?
— А ты кто же? Заплечных дел мастер, чтобы чинить допрос нам? — вспыхнул князь Алексей Долгорукий, вскакивая.
— Эй, попридержите язык, князь Алексей! — крикнул князь Голицын. — За такие слова ответ тебе держать придется! — Он снова обратился к собранию: — Дозволите ли вы, господа, чтобы в нашем сегодняшнем полном собрании находился и доктор, лечивший покойного государя?
— А это зачем? К чему? — послышались голоса.
— А к тому, что он может многое сказать нам о том завещании, о котором только что упомянул князь Иван Долгорукий.
Собрание выразило согласие, и через несколько секунд в зал был введен немец-доктор.
С достоинством отвесив поклон верховникам, он скромно сел на стул близ князя Дмитрия Голицына.
— Князь Иван Долгорукий, вы заявили, что после кончины его императорского величества осталось завещание? — спросил последний.
— Да! — твердо ответил Иван Долгорукий.
— Что же в оном завещании говорится? — продолжал допрос Голицын.
— Что императрицей должна быть сестра моя, Екатерина. Такова воля царя, — вызывающе произнес Иван Долгорукий.
Голицын громко рассмеялся. Большинство верховников в недоумении переглянулись.
— Вот, господа, то чудо, которое князья Долгорукие изготовляли для нас в спальне Петра Алексеевича! — хохоча выкрикнул Голицын. — Понимаете ли вы теперь, почему они столь важно выступают?
— Ха-ха-ха! Ох-хо-хо!.. — прокатилось по собранию родовых вельмож.
— А где же это диковинное завещание? — продолжал «пытать» Голицын.
— Его видел и читал и владыка-митрополит, а для того, чтобы оно не пропало, я сберег его. Вот оно! — сказал Долгорукий, открыл деревянную коробку и вынул из нее знаменитый тестамент работы Прокофия Лукича. — Вот слушайте, что в нем написано! — важно произнес Долгорукий и стал читать содержание «завещания».
По мере того как он читал тестамент, веселое настроение членов Верховного тайного совета усиливалось все более и более, так что последнее слово «аминь» было покрыто уже громовым раскатом хохота.
— Ох, уморил! Ох, распотешил! — схватились за животы Голицын и его присные, да и другие не отставали. — Аминь? Так и сказано в тестаменте: аминь?
Долгорукий стоял, словно бык, оглушенный ударом, и бессмысленно поводил по собранию глазами, налитыми кровью.
— Что это? Чему смеетесь? — хрипло спросил он.
— Ох, князь, ох! Ишь что выдумал! Сочинил да еще «аминь» ввернул! — продолжал издеваться Голицын. — С сей оказии следовало бы тебя, князь, Аминь-Долгоруким величать! Да Бог уж с тобой, не будем ссориться!.. А только ты скорее эту пакость сожги вот в этой печи…
— И это будет очень умно, потому от этой бумажки заразиться могут многие, — впервые открыл рот доктор, молчавший до тех пор.
— Как?! — воскликнул Долгорукий. — Царское завещание вы осмеливаетесь называть пакостью? Это — преступление! Я вас всех призываю в свидетели, что князь Дмитрий Голицын дерзновенно оскорбил священную память государя императора!..
Голицын выпрямился.
— А-а, так ты вот как заговорил, князь Алексей?! — крикнул он. — Ты же мне грозить удумал? Хорошо же, я выведу вас на чистую воду!.. Когда составлено завещание почившим государем?
— Пять месяцев тому назад, если считать умеешь, — сверкнул глазами Долгорукий.
— Пять месяцев, говоришь? Тут вот в твоем тестаменте сказано: «Понеже чувствуя себя хворым…» Когда же это пять месяцев тому назад государь хворать изволил? Или не ведомо всем нам, что до страшной болезни он был всегда — по милости Божией — здоровехонек? Что? Замолк? Э, да что тут говорить! Пусть вот лучше господин доктор поведает нам, как и откуда это завещание появилось.
Немец-доктор встал и только что собирался открыть рот, как Алексей Долгорукий, чувствуя, что все пропало, что показания доктора, который, быть может, подглядел, подслушал, могут погубить его в глазах всех верховных вельмож, воскликнул:
— А, вы думаете, что мне так желательно, чтобы царствовала Екатерина Долгорукая? Так вот, нате, смотрите! — и он на кусочки разорвал «завещание».
— Надо бросить в печку!.. Там зараза сгорит!.. — под оглушительный хохот верховников закричал немец-доктор.
Его сейчас же с миром и отпустили, «за ненадобностью».
Вскоре после «аминь-долгоруковского действа» высокое собрание перешло к выбору преемника умершему императору.
Голицын сильно волновался, открывая «прения» по этому вопросу. Хотя он и знал, что большинство верховников будет поддерживать его, однако понимал, что и возражений будет немало. Так оно и случилось.
После горячей, продолжительной речи, в которой Голицын яркими красками расписывал прелесть «полегчания» способом ограничения царской власти, вскочил Татищев.{24}
— Не быть сему! Самодержавие должно быть ничем не ограничено! — пылко воскликнул он.
— Стойте, стойте! Да вы наперед решите, кому корону вручить?.. — посыпались голоса.
И вот тут большинством голосов было решено «просить Анну Иоанновну на царство», после чего стали составлять текст ограничительной грамоты.
Волнение верховников все усиливалось.
— Князь Дмитрий Голицын, изготовил ли ты «кондиции»?
— Вот они, готовы.
— Читай!
Князь Дмитрий Голицын начал громко читать:
— Первое: «Без согласия Верховного тайного совета не должна выходить замуж».
— Так! Так! Правильно.
— Второе: «Без его же согласия не могу назначать себе преемника».
— Верно!
— «Без согласия и разрешения совета не начинать войны, не заключать мира; войскам быть под ведением совета».
— О, это чересчур! — побагровел Татищев.
Князь Дмитрий Голицын невозмутимо продолжал чтение «пунктов» ограничительной грамоты:
— «У шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать; государственные доходы не расходовать». — Тут вдруг Голицын встал. Он гордо выпрямился и, оглядев всех пылким, горящим взором, закончил: — «А буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду короны российской». Согласны на это?
— Согласны! — загремели голоса.
— В таком случае мы пошлем немедля послов к нашей будущей императрице! — возбужденно воскликнул Голицын.
И послы были снаряжены.
