набросилась на свою гофмейстерину Эльзу фон Клюгенау. — Милая баронесса, вы слышите эти клики?
— Да, ваша светлость…
— А знаете ли вы, милая, что это значит?
— Избрание нового герцога, ваша светлость, — еле заметно усмехнулась придворная дама.
— И только? — гневно вспыхнула Анна Иоанновна. — Вы ошибаетесь, любезная. Это означает и избрание народом мне супруга.
Это нетактичное, более чем странное в устах герцогини и русской царевны восклицание повергло в изумление чопорную немку.
— О! — только и вырвалось из ее уст, сложенных бантиком.
— Да, да, да! — все более и более ажитировалась Анна Иоанновна, закусывая, по русской натуре, удила. — Знаете, баронесса, что скоро у вас будет новый повелитель: принц Мориц Саксонский, герцог Курляндский, мой муж?
Непритворная радость осветила лицо пожилой красавицы гофмейстерины.
— Ваша светлость!.. — воскликнула она. — Какое счастье! Позвольте мне, вашей нижайшей слуге, принести вам мое почтительнейшее поздравление!
И баронесса Эльза фон Клюгенау схватила руку Анны Иоанновны и прижала ее к своим губам.
Герцогиня была растроганна:
— Спасибо… Я, откровенно говоря, не полагала, что вы так любите меня…
Анна Иоанновна совсем размягчилась, слезы выступили на ее глазах. И в эту минуту она готова была всех обласкать, всем сделать приятное.
Вдруг она вспомнила о Бироне, которого вчера так резко «саданул» ее будущий супруг. Она помимо своей воли вспомнила те «шаловливые шутки», которые она позволяла себе со своим молодым обер- камер-юнкером.
— А где Эрнст Бирон? — спросила она гофмейстерину. — Позовите его сюда, любезная баронесса.
— Его нет в замке, ваша светлость, — угрюмо ответила Клюгенау, и ее лицо сразу потемнело.
А где же он?
— Я слышала, что он поехал к обер-гофмаршалу.
— А-а!.. — протянула Анна Иоанновна. — Постойте, постойте, баронесса, что это вы плачете? Что с вами? Да неужели… — У Анны Иоанновны словно сразу открылись глаза. Она привлекла придворную к своей широкой груди и ласково спросила: — Вы любите Эрнста?
Лицо Клюгенау покрылось густым румянцем.
— Говорите же, отвечайте на мой вопрос! — продолжала допрос Анна Иоанновна.
— Да, ваша светлость, я люблю Бирона, — призналась гофмейстерина.
«Так вот оно что! — с усмешкой подумала про себя счастливая герцогиня. — Этот хват Бирон успел влюбить в себя эту стареющую немецкую «божью коровку»… То-то она частенько так злобно поглядывает на меня!»
— Ну, что же, милая баронесса, хотите, я буду вашей свахой? — рассмеялась Анна Иоанновна.
— Ах, нет, нет, ваша светлость! — в испуге замахала Клюгенау руками. — Если этому суждено быть, пусть это совершится само собой. Вы не знаете, ваша светлость, какой это настоящий мужчина!
— Что же значит «настоящий мужчина»? — уже громко расхохоталась Анна Иоанновна.
— Он такой сердитый… властный… он — лев… — сентиментально закатила глазки придворная дама герцогини Курляндской.
После свадьбы дочери Петра Михайловича Бестужева, красавицы Аграфены Петровны, вышедшей замуж за князя Никиту Федоровича Волконского, уныние и пустота воцарились в его дворце. Но в последние дни дворец резидента стал неузнаваем. Какая-то лихорадочно-суетливая жизнь била в нем ключом. То приезжали курьеры, по-видимому, с весьма важными донесениями, то прибывали влиятельнейшие обер- раты во главе с маршалом. Помещение Бестужева в эти дни походило на штаб-квартиру главнокомандующего.
Бестужев нервно расхаживал по кабинету.
Избрание Морица Саксонского герцогом Курляндским совершилось.
Для Бестужева это не явилось неожиданностью, потому что он более, чем кто-либо иной, был в курсе выборов и сам активно помогал этому. Но теперь, когда это совершилось, неясное, но властное предчувствие какой-то грядущей беды и неприятностей закрадывалось в душу ловкого, хитрого царедворца.
— А как взглянут на это там, в Петербурге? — шептал он, схватываясь по привычке за голову.
Сегодня у Бестужева уже побывал Мориц.
Новоизбранный герцог шумно благодарил его за «содействие» и обещал никогда не забыть этой услуги.
— Мы встретимся с вами, Бестужев, у Анны сегодня вечером, — смеясь, проговорил Мориц на прощание.
Бестужеву подали записку. Он распечатал конверт.
«Мой милый Петр Михайлович! Что же ты не торопишься ко мне?.. При всей важной оказии желательно и любезно бы для меня было видеть в моем замке моего гофмаршала».
Бестужев в раздражении скомкал и бросил на пол записку.
— Дура! Эк как обрадовалась!.. Точно простая старая дева, выскакивающая замуж… Вдова… соскучилась, расторопилась, подумаешь, горемычная…
В дверь постучали.
— Войдите! — гневно крикнул Бестужев.
В кабинет быстрой, уверенной походкой вошел Бирон.
При виде своего ставленника ко двору светлейшей герцогини озлобление резидента еще более усилилось.
— А-а… Это вы, Эрнст Иванович? — сухо проговорил он.
— Как видите, господин обер-резидент и обер-гофмаршал! — с насмешкой в голосе ответил выскочка, сын придворного конюха, непостижимым образом обратившийся в обер-камер-юнкера. — Вы, кажется, не в духе? Это меня удивляет: в Митаве ликование, целое море огней — и вдруг тот, кто способствовал всему этому, мрачнее тучи. Donner-wetter! Was soll das bedeuten, Excellenz?[5]
— Что это за тон, который вы приняли в последнее время? — затопал ногами Бестужев. — Теперь уж я спрошу вас: что должно это означать?
— Только одно: я чувствую под собой твердую почву.
— И… и давно вы стали чувствовать ее, любезный Бирон?
— С тех самых пор, как вы, ваше превосходительство, породнились со мной через мою сестру секретным браком, а главное — с тех пор, как вы затеяли вашу двойственную игру с Петербургом по поводу «курляндского дела».
— Бирон! — бешено вырвалось у Бестужева.
— Господин резидент! — в тон ему ответил Бирон.
Они встали друг против друга, словно два смертельных врага, измеряющие свои силы, готовые к прыжку друг на друга.
— То есть как это: я вмешался в «курляндское дело»? — первым нарушил тягостное молчание Бестужев. — Не сошли ли вы с ума, мой любезный друг Эрнст Иванович?
— Нисколько.
— Как же я, резидент ее величества, мог бы обойтись без вмешательства в это дело, во главе которого я стою? — спросил Бестужев.
Бирон насмешливо улыбнулся:
— Вы правы, Петр Михайлович, но вы только одно упустили из виду: нельзя в одно и то же время быть и строгим резидентом-дипломатом, свято отстаивающим интересы русского двора, и обер- гофмаршалом вдовствующей герцогини, изнывающей по отсутствии постоянного супруга.
