приехали, слазь!
При отступлении от Харькова к Днепру, чтобы беспрепятственно оторваться от наседавших советских армий, немецкое командование провело операцию по созданию так называемых «зон пустыни» (еще ранее, в марте 1943 года, подобную операцию «Бюффель» провели войска группы армий «Центр», отступавшие из района Ржев — Вязьма к Смоленску). Немцы уловили главную особенность РККА, по которой и решили нанести удар.
«Как известно, у русских мало транспортных средств подвоза, и для снабжения своих войск они используют главным образом местные ресурсы. Такой способ не нов. Примерно так же поступали монголы Чингисхана и войска Наполеона. Единственным средством замедлить продвижение таких армий является уничтожение всего, что может быть использовано противником для размещения войск и их снабжения»
Операция немцев так точно попала в «солнечное сплетение» Красной Армии, что Сталин даже вТегеране плакался союзникам по поводу проблем, созданных наступающим советским войскам немецкой тактикой выжженной земли.
А теперь приплюсуйте к этой «выжженной земле» разрушение партизанами второстепенных железнодорожных веток (главные и центральные немцы взорвали сами) и станет ясно, каким уроном вся эта «рельсовая война» и ее «концерты» обернулись для Красной Армии, не говоря уже о послевоенном восстановлении железных дорог. А уж о той волне немецких репрессий, которая обрушилась на мирных жителей в отместку за повышенную активность партизан, и говорить не приходится. В одной только Белоруссии были сожжены 628 деревень (186 из них после войны так и не восстановили. Словом, главными пострадавшими вновь оказались «оккупированные».
«По сведениям диспетчерского бюро станции Минск, в июле 1943 года на участке железной дороги Минск — Борисов партизаны подорвали 34 эшелона.
Поданным же только четырех партизанских бригад, действовавших в этом районе (1-й Минской, «Пламя», «Разгром» и «За Советскую Беларусь»), ими на этом же участке было подорвано более 70 эшелонов. «Если к этому прибавить эшелоны бригад имени Щорса, «Смерть фашизму», имени Флегонтова, — говорилось в письме одного из минских партизанских руководителей, направленном в Центральный штаб партизанского движения, — то увеличение достигнет 5, если не 6 раз. Это происходит потому, что работа подрывных групп недостаточно контролируется, а партийные и комсомольские организации не взялись еще за борьбу против очковтирательства...»
После войны бывший начальник ЦШПД Пантелеймон Пономаренко признал:
«Как правило, партизаны не ожидали результатов минирования. Результаты по большей части уточнялись по сведениям местных жителей, посредством агентуры, доносившей командованию партизанских соединений о результатах минирования в том или ином месте, или по захваченным документам противника и показаниям пленных. Нередко партизаны опирались только на слухи. Более того, один и тот же подорванный эшелон записывали на свой счет сразу несколько партизанских соединений»
Партизаны уже упоминавшейся бригады «Железняк», которой командовал присланный из Москвы чекист Титков (хотя сам отряд, из которого бригада выросла, организовал местный партийный функционер С.С. Манкович), несколько раз подряд взрывали один и тот же пешеходный мостик, использовавшийся только местным населением, а в Москву шли сообщения о взрыве разных «стратегических мостов» (и Титкова, и Манковича после войны наградили звездами Героев).
Кроме всего прочего, в ходе «рельсовых» операций сказались и недостатки в технической подготовке подрывников. В первые годы партизаны при подрыве эшелонов использовали традиционную тактику — «шнурок». К заложенному под рельсы заряду присоединялся взрыватель с чекой, к которой крепился шнур (веревка или леска) длиной 30—50 метров. Подрывник лежал в кустах и ждал, когда передние колеса паровоза наедут на мину, после чего выдергивал чеку рывком шнура.
Ответ немцев был прост — вдоль основных железнодорожных веток они спилили весь лес и выкосили всю растительность на 100 метров по обе стороны полотна, после чего лежать подрывнику стало негде, а проходившие перед важными эшелонами дрезины поливали огнем любую подозрительную кочку.
Партизаны тоже нашлись быстро — использовали минус нажимным взрывателем, ставшую основным «инструментом» в рельсовой войне. Заложив такую мину под рельс, подрывники, как правило, не дожидались «эффекта», адавали «тягу» в ближайшую чащу. Беда в том, что и ответ немцев был таким же скорым. Во-первых, следовавшие перед проходом поезда путевые группы и дозорные дрезины часто обнаруживали такой заряд. А во-вто-рых, немцы стали цеплять впереди паровоза платформу, груженую мешками с песком. Взрыв под такой платформой выводил из строя на короткое время полотно, но не причинял вреда самому составу.
Некоторые отряды использовали взрыватель с барабанным механизмом: из земли между шпалами торчала ветка. Проходившая первой платформа с песком своей осью задевала эту палочку, которая, повернувшись в барабане, взводила механизм взрывателя мины — вертикальное положение вслед за первой занимала вторая палочка, связанная со штоком взрывателя, после чего взрыв следовал уже под колесами паровоза, после того как он цеплял второй сучок своей осью. Однако подобные механизмы, сложные для кустарного производства, могли изготовить не в каждом отряде. Да и немцы не лохи — разобравшись, что к чему, они дали задание путевым группам обследовать подозрительные места полотна, из которых торчали чересчур высокие сучки, а впереди паравоза прицепили вторую платформу с песком.
Направить в крупные отряды опытных специалистов диверсионной войны ЦШПД при Ставке ВГК не додумался, да и не оказалось у Сталина опытных организаторов подобных действий в нужном количестве,
Само собой, круче Ильи Григорьевича нет и не было ни одного диверсанта в мире во веки веков. Это если верить российским изданиям. Кто-то даже назвал его «солдатом века» (видимо, позаимствовав этот титул у Боба Денара). Несложный анализ анкетных данных и основных вех биографии позволяет установить, что перед нами очередной мыльный пузырь.
Очень любил товарищ Старинов всех критиковать (задним числом) и обвинять в отсутствии профессионализма (он, как мне помнится, и по поводу захвата Кизляра Басаевым и Исрапиловым 9 января 1996 года что-то там предлагал). А десятки олухов внимали его умствованиям и согласно кивали головами: «Вот, мол, не послушали тако-о-о-го крутого «спеца»!»
Но познакомившись с жизненным путем Старинова, понимаешь не только то, что никаким «супердиверсантом» он не был, но и то, что обычный диверсант из него вышел не шибко масштабный. Он, скорее, был
Родившийся в августе 1900 года в Орловской области, Илья Старинов в империалистическую не служил — возрастом не вышел, зато в июне 1918 года был призван в Красную Армию. Воевал, впрочем, недолго — в районе села Короча Курской области его часть была разгромлена, сам Старинов попал в плен, но сумел бежать. Однако, получив ранение в ногу при побеге, оказался в госпитале в Туле.
После излечения его определили в 27-ю саперную роту 9-го инженерного батальона, с которой он прошел всю войну. По окончании Гражданской год (с сентября 1921 по сентябрь 1922 года) обучался в Воронежской школе военно-инженерных техников. По окончании школы был назначен начальником подрывной команды 4-го Коростеньского Краснознаменного полка в Киеве. Как отмечает сам Старинов: «Готовил загражденцев...», то есть саперов — специалистов по инженерным (в первую очередь — минированным) заграждениям. Для себя отметим, что слово «готовил» для 1922 года сильно сказано — у Старинова самого опыта с гулькин нос. А посему осенью 1923 года его отправили в Jle--нинградскую школу военно-железнодорожных техников.
Через год он вернулся в тот же 4-й Коростеньский полк на должность командира саперной роты.
