Новгородская крамола
Присоединение Новгорода к Русскому государству в 1478 г. не означало полного слияния новгородских земель с Северо-Восточной Русью. Огромные пространства Великого Новгорода включали территорию, по размерам превосходившую Великое княжество Московское. Границы старинных новгородских владений доходили до Северного Ледовитого океана и Уральского хребта. Новгород, как центр международной торговли, соперничал с самой столицей России — Москвой. В условиях неизжитой феодальной обособленности земель Новгород сохранял специфическую социальную и политическую структуру, порожденную особенностями его экономико-географического положения и многовековой истории. Не был еще разрушен фундамент былой новгородской вольницы — крупное боярское, купеческое и владычное землевладение.
В 1478 г. Иван III торжественно обещал не рушить эту основу могущества новгородской знати. Власть в Новгороде принадлежала отныне наместникам, присылавшимся из Москвы. Но авторитет новгородского владыки оставался непоколебленным. Речь шла не только о реальном авторитете, но и о реальном участии архиепископа в новгородской жизни. Так, когда в городе строили в 1489/90 г. каменный детинец, треть средств дал Геннадий, а две трети — государь. Владыка активно участвовал в строительстве города. Рассказывая о возведении укреплений в 1502 г., летописец подчеркивал, что оно происходило при архиепископе Геннадии и «старостах новгородских» И. Елизарове, В. Тараканове, Ф. Салареве.[238]
В Новгороде сохранились монетный двор и денежная система («новгородки»), лишь приравненная к московской. Отличалась от московской и система обложения с новгородской «обжой» как окладной единицей. Наместники под покровительством Москвы обладали правом дипломатических сношений и заключения договоров с северными и северо-западными соседями (Ливонией, Ганзой, Швецией, Данией). При заключении договора с Ганзой в 1487 г. по повелению наместников «крест целовали» бояре Григорий Михайлович и Кузьма Остахенович и купеческие старосты Иван Елизарович и Никита Леонтьевич.[239]
Словом, новгородская проблема в 1478 г. не была решена. 26 октября 1479 г. Иван III выехал в Новгород. Все началось с «поимания» 19 (или 24) января 1480 г. архиепископа Феофила, с которым были связаны воспоминания о былой независимости Новгорода. Объяснялась эта мера тем, что «не хотяше бо той владыка, чтобы Новгород был за великим князем». Это обвинение вызывает сомнения, но конфискация половины монастырских волостей в Новгороде в 1478 г. явно не могла прийтись по нраву Феофилу. Он был смешен и отправлен в Чудов монастырь, где и умер через два с половиной года.[240] Расправившись с архиепископом, Иван III 13 февраля вернулся в Москву. Сохранилось глухое сведение Волоколамского летописца, что в 1479/80 г. великий князь «поимал… новгородцев».[241] В какой степени оно достоверно, не ясно.
После стояния на Угре в 1480/81 г. Иван III «поимал» боярина Василия Казимира с братом Яковом Коробом, Михаила Берденева и Луку Федорова. Но до 1483 г. государь не нарушал в целом договоренности с новгородским боярством и в их вотчины «не вступался». Около 1482 г. закончился первый этап переписи («старого письма»), которая должна была учесть наличный фонд земель. Период решительного наступления на новгородское боярство Г. В. Абрамович датирует 1483–1488 гг.[242]
В конце 1483 г. у новгородцев произошел конфликт с новоназначенным архиепископом Сергием, который вынужден был оставить престол. Тогда же поступил донос «на новгородци от самих же новгородцев» о «ссылке» бояр с Литвой. Человек 30 «больших и житьих людей» были схвачены, а их дома разграблены. От казни бояр спасло, видимо, то, что даже на пытке от них не удалось получить признания в измене. Опала постигла и некую «Настасью славную», и Ивана Кузьмина, что «бегал в Литву да вернулся обратно». 17 недель в Новгороде стояла «застава ратная». Боярство было окончательно разгромлено. Возможно, о том же событии говорят и другие летописи, сообщая, что зимой 1483 г. «поимал князь великий болших бояр новогородцкых и боярынь, а казны их и села все велел отписати на себя, а им подавал поместья на Москве по городом; а иных бояр, которые коромолу держали от него, тех велел заточити в тюрмы по городом». Устюжский летописец сообщает, что в июле 1484 г. великий князь «поимати велел многих боляр новогородских в Новегороде и розвел и весь Новъгород одолел и за себя взял».[243] Возможно, «выводы» 1483–1484 гг. связаны были с подготовкой тверского похода, с необходимостью иметь прочные тылы. Тогда же начался второй этап составления «старого письма».
Не прошло и трех лет, как гнев великого князя снова обрушился на новгородцев. Опала совпала по времени с началом преследования Геннадием еретиков. Типографская летопись помещает известия о репрессиях против новгородской знати сразу же после записи о том, что зимой из Новгорода привели «боле седми тысящ житих людей на Москву, занеже хотели убити Якова Захарича, наместника новгородцкого, и инных думцев много Яков пересече и перевешал».[244] В Иоасафовской, Никоновской и других летописях говорится, что в 1486/87 г. Иван III перевел во Владимир «лучших гостей новогородцких пятьдесят семей». Отголосок «выводов» новгородского купечества имеется в сообщении, отправленном из Дерпта в Ревель 25 июня 1487 г.[245]
Следующая волна «выводов» падает на 1488 г. В Типографской летописи сообщается, что зимой 1489 г. (дата неверна, надо: 1488 г.) опала коснулась «житьих людей». Причиной ее опять был обговор: «обговору деля, что наместники и волостели их продавали и кои на них продаж взыщут, ини боронятца тем, что рекши, их думали убити». Иван III вывел «житьих людей» «по инным городом, а многих пересечи велел на Москве, что и думали Юрья Захарьича убити». Как видим, имя наместника, вызвавшего негодование, здесь иное. Но Юрий действительно в 1488 г. наместничал в Новгороде. На место выведенных поселили в Новгороде «на житье» москвичей и жителей иных городов. В других летописях запись о «выводах» датируется зимой 1488 г.: тогда Иван III «переведе… многых бояр и житьих людей, гостей, всех голов болши тысячи, и жаловал их на Москве, давал поместья, и в Володимери, и в Муроме, и в Новегороде Нижнем, и в Переславле, и в Юрьеве, и в Ростове, и на Костроме и по иным городом; а в Новгород в Великый на их поместья послал московскых многих лутших гостей и детей боярскых и из иных городов».[246]
Итак, в 1487–1488 гг. в Новгороде разыгрались бурные события. [247] Самовластные действия наместников вызвали протест, очевидно затронувший не только верхние слои Новгорода, но и широкие круги населения. Поговаривали даже о намерении убить наместников. Скорый на расправу Яков Захарьин перевешал зачинщиков. Но этим дело не ограничилось: 7 тыс. «житьих людей» было выведено зимой 1487 г., а еще 1 тыс. купцов и «житьих людей» — зимой 1488 г. Их земли были розданы в поместья купцам и детям боярским из других городов. Согласно подсчетам Г. В. Абрамовича, в Новгороде в 1476–1481 гг. было конфисковано 19,3 тыс. обеж земли, в 1483–1486 гг. еще 12,3 тыс., а к 1489 г. великокняжеский фонд земель уже превышал 70 тыс. обеж.[248] Так было покончено с боярским и купеческим землевладением в Новгороде. Впрочем, есть сведения, что там в январе 1499 г. еще какие-то церковные и монастырские земли были розданы в поместье.[249] В 1495–1505 гг. происходила новая перепись земель в Новгороде, которая должна была подвести итог земельной реформе. Тогда ввели «твердое количество окладных единиц», установили единый размер окладной единицы (обжу приравняли к 15 десятинам), а Новгородскую землю разделили в административном отношении на пять частей — пятин.[250] Тем самым единство Новгородской земли было значительно ослаблено.
Состав новых помещиков был довольно пестрым. Это были и представители московской знати (особенно до 1488 г.), но в основном рядовые дети боярские и послужильцы из распущенных боярских дворов (последних, по данным Г. В. Абрамовича, было 13,7 %). Поместья давались небольшие, права распоряжения урезывались. Словом, если на первых порах новые помещики могли быть довольны своими пожалованиями, то позднее они, их дети и внуки с завистью смотрели на более богатых и знатных родичей,
