управления страной. Они не входили в Боярскую думу, не участвовали в переговорах с послами, не посылались наместниками. Постепенно, по мере формирования и укрепления государственного аппарата, их политическая роль уменьшалась.
Таковы те особенности в управлении отдельных земель на рубеже XV–XVI вв., которые отмечал В. И. Ленин, подчеркивая наличие сильных черт феодальной обособленности отдельных земель.[700] Центральную власть в стране осуществляли великий князь, Боярская дума, дворцовые учреждения и дьяческий аппарат. Великий князь издавал распоряжения законодательного характера (Судебник, уставные и указные грамоты и т. п.). Ему принадлежало право назначения на высшие государственные должности. Великокняжеский суд был высшей судебной инстанцией. Наиболее значительные военные предприятия возглавлялись великим князем. В изучаемое время он только дважды выступал в качестве военачальника: в походе на Тверь 1485 г. и в 1495/96 г., когда он во главе своего двора отправился в Новгород. Последний «поход» был военно-инспекционной поездкой, только внешне повторявшей новгородские походы 70-х годов XV в. Сношения с иностранными державами также находились в компетенции государя.
И все же, несмотря на такой широкий круг политических прерогатив, великого князя всея Руси нельзя представить себе по образцу государя-абсолютиста или восточного деспота. Власть великого князя ограничивалась прочными традициями, коренившимися в патриархальности представлений о характере власти, которые имели к тому же религиозную санкцию. Новое пробивалось с трудом и прикрывалось стремлением жить, как отцы и деды. Так, при назначении на думские должности великий князь должен был считаться с традиционным кругом боярских семей и порядком назначения. С величайшим трудом семейный принцип прокладывал себе дорогу, идя на смену родовому. Великий князь не мог еще нарушить традицию выделения уделов своим детям — один из устоев структуры государства того времени, хотя с самовластием удельных братьев вел решительную борьбу.
Источники позволяют довольно наглядно представить себе государственную деятельность Ивана III, но на их основании нелегко воссоздать его внешний облик и характер. Итальянец Контарини, посетивший Москву в 1476 г., писал: «…он был высок, но худощав, вообще он очень красивый человек». Холмогорский летописец упоминает прозвище Ивана Васильевича — Горбатый. Очевидно, Иван III сутулился. Вот, пожалуй, и все, что известно о внешности великого князя. Литовский хронист писал, что это был «муж сердца смелого и рицер валечный». Несклонный к скоропалительным решениям, он прислушивался к мнению своего окружения. По словам знавшего его Ивана Берсеня Беклемишева, «против себя стречю (несогласие. — А. З.) любил». По А. М. Курбскому, он добился успеха «многаго его совета ради с мудрыми и мужественными сиглиты его; бо зело, глаголют, его любосоветна быти, к ничто не починати без глубочайшаго и многаго совета». Иван IV чтил деда, имевшего прозвище Великий, как «собирателя Руския земли и многим землям обладателя».[701]
Иван III был одним из выдающихся государственных деятелей феодальной России. Обладая незаурядным умом и широтой политических представлений, он сумел понять насущную необходимость объединения русских земель в единую державу и возглавить те силы, которые привели к торжеству этого процесса. За 40 с лишним лет его правления на месте многочисленных самостоятельных и полусамостоятельных княжеств было создано государство, по размерам территории в шесть раз превосходившее наследие его отца. На смену Великому княжеству Московскому пришло государство всея Руси. Покончено было с зависимостью от когда-то грозной Орды. Россия из заурядного феодального княжества выросла в мощную державу, с существованием которой должны были считаться не только ближайшие соседи, но и крупнейшие страны Европы и Ближнего Востока. Успехи объединительной политики и победы на поле боя были тщательно подготовлены за столом дипломатических переговоров благодаря умению Ивана III налаживать добрососедские и дружественные отношения с теми странами, которые проявляли добрую волю и миролюбивые стремления.
Все эти успехи были бы невозможны без глубокого понимания Иваном III задач и путей утверждения единодержавия на Руси. Характерной чертой его политики была осторожность и последовательность в осуществлении планов. Великий князь, понимая огромную силу традиций, коренившихся в условиях тогдашней жизни, осуществлял объединение земель вокруг Москвы без какого-либо стремления предварить события, через ряд промежуточных этапов, которые в конечном счете вели к торжеству дела централизации. Поэтому окончательное включение присоединенных территорий в состав единого государства растягивалось на несколько десятилетий. Так было с Новгородом, Тверью и Рязанью.
Для осуществления далеко идущих политических целей нужны были надежные средства. Их мог обеспечить только новый государственный аппарат, который должен был стать и орудием подчинения крестьян и посадских людей — непосредственных создателей материальных ценностей. (Иван III понял значение сильной армии, которую он создал и обеспечил землей, казны и суда как органов власти. Новая дьяческая администрация стала надежным средством повседневного осуществления великокняжеских планов.
Опираясь на многовековую традицию своих предшественников на великокняжеском престоле, Иван III — этот, по словам К. Маркса, «великий макиавеллист» — не чурался ни новых людей, ни новых представлений. Он охотно использовал передовой опыт западноевропейской науки и техники, приглашал ко двору видных архитекторов, врачей, деятелей культуры, мастеров, привлекал для организации дипломатической службы знатоков-греков. Обладая прекрасным знанием людей, он выдвинул и из окружавшей его среды талантливых полководцев, умных дипломатов, деловых администраторов, не считаясь подчас с перипетиями дворцовых интриг.
Иван III входил в круг наиболее значительных европейских монархов, живших на рубеже XV–XVI вв. Он оставался сыном своего времени, жестоким и подчас коварным правителем. Но когда речь шла о государственных интересах, он умел подниматься над многими предрассудками, в том числе и клерикальными. Всем этим и определяется его место в отечественной истории периода создания единого государства.
Большую роль в управлении страной играло окружение Ивана III, в котором происходила борьба между различными политическими группировками. Во всех государственных мероприятиях великий князь координировал свои распоряжения с мнением членов Боярской думы — советом феодальной знати при великом князе. Боярская дума в изучаемое время состояла из двух чинов — бояр и окольничих. Ее численный состав был небольшим. Единовременно в нее входило 10–12 бояр и пять-шесть окольничих. Боярство формировалось из старомосковских нетитулованных боярских родов (Кобылины, Морозовы, Ратшичи и др.) и княжат, давно потерявших суверенные права (Гедиминовичи, Оболенские, Стародубские). Влияние отдельных лиц и боярских семей на ход политической борьбы в разные времена менялось. Так, в конце XV в. резко усилилось влияние группировки Патрикеевых (их сторонники составляли почти половину членов Думы). Засилье в Думе княжат из окружения Патрикеевых способствовало их опале в 1499 г.
Некоторый рост численности окольничих свидетельствовал о тенденции великокняжеской власти ослабить аристократический характер Думы. Не имея пока возможности нарушить стародавние традиции формирования состава Боярской думы, великокняжеская власть использовала другие средства для обеспечения подчинения правительству феодальной аристократии. Некоторых из влиятельных княжат венчали на великих княжнах (в 1500 г. В. Д. Холмский женился на дочери Ивана III). С тех представителей знати, которые внушали опасения, брались крестоцеловальные, присяжные грамоты на верность (в 1474 г. подобная грамота была взята с кн. Д. Д. Холмского). В случае открытого неподчинения великокняжеской воле дворы знати распускались. Так было около 1483 г. со дворами И. М. и В. М. Тучко-Морозовых, И. В. Ощеры и др. Нередко бояре попадали в опалу (например, Тучковы в 1485 г.), а некоторых и казнили (в 1499 г. — кн. С. И. Ряполовского).
При назначении в Боярскую думу великий князь должен был считаться с традицией, согласно которой в Думе должны быть представлены знатнейшие семьи по принципу старшинства. Но так как очередность «кандидатов» в Думу не была установлена, то великий князь мог назначить представителя той или иной фамилии раньше, чем другой. Складывавшиеся в XV в. местнические отношения касались прежде всего старомосковского боярства, с княжатами оно не местничало, ибо на иерархической лестнице те стояли выше. Местнический счет определялся службами предков, а не родовитостью, ибо установить большую или меньшую родовитость одной нетитулованной боярской семьи сравнительно с другой было просто невозможно.[702]
