Я спросил, на основе какой научной теории мои коллеги собираются строить свою модель советского общества. На основе сочинений классиков марксизма, наших философов, экономистов, социологов, специалистов по «научному коммунизму»? А насколько они соответствуют реальности нашего общества? А не получится ли у вас вместо модели реального советского общества модель идеологических представлений о нем, совсем неадекватных реальности? К тому же не стоит преувеличивать и западные результаты на этот счет. Насколько мне известно, и западные модели такого рода, несмотря на грандиозную технику и математический аппарат, в гораздо большей мере суть замаскированное и освященное авторитетом современной науки и техники шарлатанство, мракобесие и идеологическое оболванивание простаков. И выкачивание денег.
Мое выступление дружно осудили, обвинив меня во всех смертных грехах. Меня освободили от заведования группой и отстранили от участия в работе над моделью советского общества.
Через пару лет институт закончил работу над моделью и приступил к решению правительственных заданий с ее помощью. Первым таким заданием было доказательство бескризисности советского общества. За эту работу группа ведущих сотрудников во главе с директором получила Государственную премию. Многие были награждены орденами и медалями, получили денежные премии, повысились в чинах и званиях. Я решил опровергнуть вывод этой группы и доказать противоположное — неизбежность кризисов и при коммунизме.
Погрузившись в исследование, я скоро убедился в том, что необходима содержательная (или базисная) теория коммунизма, в корне отличная от марксистской теории, а также от всего того, что о советском обществе сочинялось на Западе. Без такой теории исследования эмпирической социологии, конкретные измерения и вычисления превращаются в мошенничество, в орудия идеологии и пропаганды, а формальные построения оказываются пустыми умственными (знаковыми) конструкциями. Одним словом, точные методы социальных исследований без содержательной теории, адекватной данному обществу, превращаются из орудий понимания этого общества в орудия помутнения умов. И я такую теорию, как казалось мне, построил. Я ее частично опубликовал в моих первых книгах в 1977–1979 годы на Западе. Ниже я кратко изложу ее основные идеи.
Интеллигенция
Ф: Не слишком ли резко ты пишешь об интеллигенции? Ведь мы тоже принадлежали к этой категории!
П: То, что говорится о целом слое, не обязательно верно в отношении каждого представителя слоя по отдельности. А что касается нас лично, то разве мы были исключением в том отношении, о котором я писал?! В поведении каждого из нас по отдельности вроде бы не было ничего, достойного осуждения. Были какие-то пустяки. Анекдотики. Разговорчики. Книжечки. Встречи. Безразличие к чему-то... А из таких мелочей, когда их миллиарды, складывался характер целого слоя и его влияние на ход истории.
Ф: Я в этом плане как-то не думал.
П: А кто думал?! Никто. Это я теперь, постфактум констатирую. А тогда я вместе со всеми смеялся над книгами тех, кто писал о тлетворном влиянии Запада, охотно делился идеями с иностранными коллегами, рассказывал смешные истории о наших политиках и идеологах...
Ф: Но ведь во всем этом действительно не было ничего преступного!
П: Верно! Но дело-то именно в том, что из множества непреступных по отдельности поступков сложилось совокупное преступление огромного масштаба. Это и есть история! Посмотри на всю эту интеллигентскую мразь, которая стала оплотом нынешнего режима! Большинство из них были оплотом и коммунистического режима. Они были апологетами его, активными проводниками советской идеологии, открытыми и тайными доносчиками. Они — перекрасившиеся «коммуняки», власовцы Холодной войны.
Ф: Таких не так уж много. Большинство — миллионы учителей, врачей, инженеров, офицеров и т.д. Они профессионально и за гроши делали и делают каждый свое дело...
П: Вот именно! Но именно с их молчаливого согласия небольшая часть («верхушка») сотворила великое предательство. Ведь эта «верхушка» не есть какой-то особый слой по отношению к прочей массе людей, относимой к «образованщине». Именно первая представляет вторую и выражает социальную сущность второй. Вся «образованщина», включая «верхушку», несет ответственность за случившееся!
Ф: Не спорю, наша «образованщина» как целое способствовала наступлению эпохи реформ, приветствовала перестройку и переворот августа 1991 года. Но одним из следствий этого переворота явилось то, на что она никак не рассчитывала. Она потеряла то положение, которое занимала в советском обществе, оказалась практически не такой нужной. То, благодаря чему она занимала хорошее положение в обществе (знания, дипломы, степени, звания. награды), потеряло прежнюю ценность. Началось ее численное сокращение, деморализация, дисквалификация. Многие пристроились в новом обществе в ином, совсем не интеллигентском качестве. Но и тут их вытесняют более ловкие молодые конкуренты. Так что она оказалась в положении жертвы.
П: В истории действует какой-то закон возмездия. Ты думаешь, интеллектуальная элита («властители дум») долго будет блаженствовать? Ее тоже использовали как орудие измены и разгрома страны. Она больше не нужна. Постепенно и ее выбросят в мусорную яму истории. Русская интеллигенция по замыслу победителей вообще будет истреблена.
Человек из Утопии
Ф: Ты сформировался как идеальный коммунист. Честно признаюсь тебе, хотя я не карьерист, не хапуга, не халтурщик, не доносчик, не клеветник, не приспособленец и т.п. — одним словом порядочный человек, я все же не могу считать себя идеальным коммунистом на все сто процентов. По строгому счету я тоже был как все, только в ослабленной форме. Если покопаться как следует в поступках и в мыслях, то нахожу в себе многое такое, что порицал в других. За всю мою долгую жизнь я знал всего лишь одного безупречного, на мой взгляд, человека: это — ты.
П: Не буду смотреть на твои слова как на комплимент, ибо не горжусь тем, что я есть. Не спорю, таких, как я, немного. Может быть, вообще один. Я вообще никогда не встречал другого такого. И знаешь, в чем тут дело? Я такой вовсе не от природы. В природе (от рождения) таких не бывает. Я — искусственное существо. Я делал всю свою сознательную жизнь над собой эксперимент. Я всерьез воспринял идеал коммунистического человека и довел его до логического конца, воплотив его в себе.
Ф: И какие ты выводы сделал из своего эксперимента?
П: Не знаю, запишу ли я их когда-нибудь. В двух словах — такие. Во-первых, это — путь страдания. Хотя мы, русские, склонны к мазохизму, но даже для нас этот путь невыносим. Во-вторых, этот путь невозможен для подавляющего большинства людей. Более того, он — для исключительных одиночек, обрекающих себя на мученичество ради каких-то великих целей. В-третьих, даже для одиночек он возможен лишь до известного предела, перейдя который, такой одиночка становится ненавистным для окружающих. Он становится для них угрозой их разоблачения, источником угрызений совести. Глядя на него, окружающие ощущают себя ничтожествами и негодяями. И потому они стремятся сделать такого человека подобным себе, а если не удается — оклеветать его и исключить из своей среды. В-четвертых, это хорошо, что таких исключительных личностей мало.
Ф: Ну, это уж слишком!
П: Ничего подобного! Посуди сам! Такие люди не стремятся к жизненному успеху. Они уступают дорогу другим, которые того не заслуживают. Они сами и своим примером снижают активность лучшей части граждан, давая преимущества карьеристам, бездарностям, хапугам и т.п. Так что коммунистический
