На аэродроме Михеева встретил старший оперуполномоченный местного отделения КГБ. Когда они шли рядом, казалось, что шагают Пат и Паташон. Высокий, худющий, длиннорукий, длинноногий Никанор Михайлович Михеев и широкоплечий толстяк, все время забегающий вперед Шалва Исидорович Задгенидзе. Он в шутку уверял, что из Грузии ему пришлось ретироваться только потому, что ростом не вышел: «Таких у нас не держат».
За семь минут ходу от самолета до так называемого аэровокзала Шалва успел выдать несколько длинных «очередей» информации: и о ходе стройки комбината, и о красотах будущего города. Даже в номере гостиницы Шалва все еще продолжал свое «путешествие» в завтра.
— Через пять лет, дорогой друг, прилетишь к Шалве в гости на сверхзвуковом самолете. Без пересадки на «Аннушку». Гостиница будет такая, что москвичи от зависти лопнут… Почему улыбаешься?..
А Никанор Михайлович действительно улыбался, но совсем по другому поводу: ему, конечно, приятно в первые же минуты пребывания на сибирской земле получить информацию о будущем города, но он предпочел бы в первую очередь получить информацию о Крымове, Строкове. Михеев деликатно «приземляет» Шалву и погружает его в мир сиюминутных забот.
— Так как, товарищ Задгенидзе… Сейчас десять ноль-ноль. Смог бы ли я, скажем, в одиннадцать ноль-ноль встретиться с интересующим меня журналистом?
Затянувшийся розыск Сергея Крымова несколько тревожил и Бутова и Михеева. Почему о Крымове ничего не знают в дирекции, парткоме стройки? Где он? Вот Михеев и теребит Задгенидзе. Тот, конечно, знает, почему так настойчив коллега, но старается отшутиться.
— Дорогой друг, зачем спешить? Завтракать надо, отдохнуть надо. Сколько часов в полете был…
— Я попросил бы вас ускорить встречу с журналистом. Надеюсь, вам уже известны его координаты?
По несколько растерянному выражению лица Шалвы Михеев догадался, что с «координатами» пока не все в порядке и экскурс в будущее — небольшая хитрость, так сказать, отвлекающий маневр.
— Все будет хорошо, дорогой друг. — С лица Шалвы растерянность словно ветром сдуло. — Координаты в данный момент уточняются. Пока гость немного закусит с дороги, наши люди найдут его. Он какой-то странный товарищ, ваш московский корреспондент.
— А именно? — встрепенулся Михеев.
— Фантомас, — отшутился Шалва. — В гостинице не проживает, в парткоме, завкоме, дирекции, редакции газеты не появлялся.
— Может быть, он и не прилетал сюда? — неуверенно спросил Михеев.
— Зачем так говоришь?.. Здесь он… Имеем такие сведения.
В это время зазвонил телефон, и Шалва взял трубку. Михееву еще никто звонить не мог.
— Слушай, Петрович, как же так… Скандал! Из-под земли найди мне его. Человек не иголка. Куда уехал? Зачем уехал? Почему глупости говоришь — врача повез. Он, что — шофер?
Вскоре, однако, кое-что прояснилось. Крымов решил лететь прямо на стройку — в Москве он узнал, что группа научных сотрудников из интересующего его института сейчас находится на комбинате. А прилетев на строительную площадку, Сергей позволил себе приятно провести несколько дней в обществе своего друга Игоря Крутова, прославленного водителя самосвала. Не очень еще искушенный в требованиях «протокола» корреспондентской деятельности, Крымов решил, что дней пять он поживет у Игоря в общежитии — есть свободная койка, — и никому не дал знать о себе. А потом уж собирался явиться в дирекцию, партком и переехать в гостиницу. Иначе бы он не настаивал в редакции на командировке в Сибирь, а поехал бы в Ереван: кто откажется встретить весну в горах Армении? Была лишь одна притягательная сила, побудившая Сергея отказаться от столь заманчивой поездки, — Игорь Крутов.
В общежитии Крымова не оказалось. Ночью на самосвале он отправился к «Якову» — так назывался находящийся километров за сто от райцентра крохотный поселок экспедиции разведчиков нефти. Во главе экспедиции Яков Трофимченко, и поселок — пять палаток — так и окрестили «Яков». В полночь от «Якова» в райцентр поступил сигнал тревоги: «Срочно требуется хирург». Из дирекции позвонили на автобазу — немедленно снарядить самосвал, так как машина «скорой помощи» к «Якову» не-проберется — и без того плохую дорогу теперь еще и размыло…
Самосвал выделить — не проблема. А где взять водителя? Половодье натворило много бед. Вторые сутки авралят шоферы. Четверо вышли из строя. Игорь Крутов едва держится на ногах, но не сдается. В общежитие он вернулся часов в одиннадцать вечера, ему разрешили поспать до шести утра, а там снова на вахту. Но в полночь его, начальника колонны, подняли с постели: «К телефону зовут, говорят, срочная надобность имеется». Когда он вернулся в комнату, Сергей уже не спал.
— Что случилось?
— Водитель на самосвал требуется… Хирурга к «Якову» везти.
…Через полчаса водитель первого класса Сергей Крымов повел самосвал. Вернется он от «Якова» только поздно вечером, и Михеев, не теряя времени, занялся Строковым. Представителя областного комитета народного контроля на стройке знали все. Кое-кто здесь недолюбливал его: «Всюду нос свой сует». А кое-кто и побаивался: «Этот поддаст жару… Хлебнешь из-за него…» Во всяком случае, к его сигналам, предложениям, критическим замечаниям относились с уважением и вниманием.
В полдень в номер гостиницы вошел невысокий, крепкого сложения человек. Из-под копны серебристых волос колюче сверлили собеседника большие черные глаза. Поздоровавшись, он сухо спросил: «Чем могу служить?» Михеев уловил в его голосе нотки настороженности и счел нужным без промедления внести ясность.
— Присаживайтесь, Сергей Николаевич. Простите, что потревожил вас. Могли бы, конечно, ограничиться и письменным вопросом. Но так уж получилось, что некоторые обстоятельства, к вам не имеющие отношения, привели меня сюда. Заодно решил и вас повидать.
…Второй час длится беседа. Михеев больше молчит, слушает и только изредка задает вопросы. Строков старается держаться спокойно, но ему это плохо удается. Да, он и есть тот самый Строков, бывший секретарь райкома партии, бывший командир партизанского отряда, которого допрашивал русский человек по имени Захар.
— Допрашивал или только присутствовал на допросе? — уточняет Михеев.
Строков посмотрел на Михеева и закусил губу.
— Может, не надо вспоминать… Больно… Будто снова хлещут… — И он незаметно — так ему казалось — достал из кармана стеклянную трубочку. Михеев растерялся — как быть? Эта трубочка хорошо знакома ему — нитроглицерин. Он предложил перенести разговор на другое время. Но Строков, видимо, догадался, что «нитроглицериновая конспирация» раскрыта.
— Вы не обращайте внимания… Сердце сердцем, а дело делом. Вот уже и прошло все. Слушаю вас…
— Простите, Сергей Николаевич… Я понимаю ваше состояние. Нам надо с абсолютной точностью установить: упомянутый вами Захар Рубин сам допрашивал вас?
— Да…
— А если чуть подробнее. Как протекал допрос?
— Так, как было принято в том заведении. По всем правилам. Не хочется вспоминать. Да и к чему это…
И вдруг его прорвало. Строков выплеснул все, что пережил в ту пору. Ничего не забыл. И как допрашивал его Захар Рубин, и как в лагерном бараке мучительно вспоминал, где он встречал раньше этого негодяя. И как обрадовался, когда вспомнил, — будто легче от того, что теперь знает, кто допрашивал его? Незадолго до войны он был на партийном собрании в местной больнице, и ему представили двух приехавших из Москвы молодых хирургов-практикантов. И оттого, что один из них оказался предателем, Сергею Николаевичу было особенно тяжко, словно и он, секретарь райкома, нес за него ответственность. Нет-нет, да и ловил он себя на нелепой мысли: «Моя недоработка… В партийном, комсомольском коллективе жил этот ублюдок…» Строков понимал, что мысль эта бредовая, да и возникала она в воспаленном мозгу человека, который после очередного допроса сам пребывал в полубредовом состоянии. Строкову удалось раздобыть клочок бумаги, на котором и нацарапал: «Берегитесь, доктор Захар — предатель». Фамилию доктора он сразу вспомнить не мог.
