Глаголов русских толкотня вконец заторкала меня, и, рот внезапно открывая, я знаю: не сдержать узду, и сам не без сомненья жду, куда-то вывезет кривая. На перегное душ и книг сам по себе живет язык, и он переживет столетья. В нем нашего — всего лишь вздох, какой-то ах, какой-то ох, два-три случайных междометья. («Грамматика есть бог ума…»[29]) История редуцированных гласных, история орфографии осмысляется как история народа:
Шаг вперед. Два назад. Шаг вперед. Пел цыган. Абрамович пиликал. И, тоскуя под них, горемыкал, заливал ретивое народ (переживший монгольское иго, пятилетки, падение ера, сербской грамоты чуждый навал; где-то польская зрела интрига, под звуки падепатинера Меттерних против нас танцевал. <…>) («Шаг вперед. Два назад. Шаг вперед…»[30]) Характерно, что падение ера (до XI–XII веков ослабленного гласного звука, который обозначался буквой «ъ») понимается не только как процесс, наиболее активно проходивший в XII веке, но и как изменение правил орфографии реформой 1918 года, устранившее написание «ъ» на конце слов. Твердый знак метафорически предстает последней твердыней, а падение ера (термин исторической грамматики) — падением крепости. Слово падение, таким образом, актуализирует в тексте свою полисемию, а слово твердый — синонимию со словом крепкий.
Термин превращается в поэтический троп, предмет сравнения, объект и субъект метафоры:
Вижу, старый да малый, пастухи костерок разжигают, существительный хворост с одного возжигают глагола, и томит мое сердце и взгляд разжижает, оползая с холмов, горбуновая тень Горчакова. («Открытка из Новой Англии. 1. Иосифу»[31]) Здесь совершенно очевидна отсылка к строке Бродского из поэмы «Горбунов и Горчаков»: О как из существительных глаголет, но, может быть, менее заметно, что в текст включено название ленинградского журнала «Костер», в котором работал Лосев и где состоялась первая публикация стихов Бродского. Цитированный фрагмент содержит также название стихотворения Бродского «Холмы», а там есть и пастухи, и строка Холмы — это наша юность. Конечно, нельзя не заметить в тексте Лосева и полисемию слова глагол: это и термин грамматики, и семантический архаизм со значением ‘слово’ (и в конкретном, и в обобщенном смысле), а также связь этих образов с призывом Пушкина Глаголом жги сердца людей.
Варианты слова анализируются непосредственно в тексте, рядом оказываются бывшие варианты, уже ставшие в языке разными словами, что обнаруживает генетическую связь между разошедшимися значениями:
Все мысли в голове моей подпрыгивают и бессвязны, и все стихи моих друзей безoбразны и безобрaзны. («Стансы»[32]); И я читаю, нет, точнее, чту ничто и вспоминаю, улыбаясь, как тридцать лет назад мне повезло. («„Poetry makes nothing happen“. Белле Ахмадулиной»[33] ); зеленый змий бумажным змеем стал, да и мы уж не сумеем напиться вдрызг. («Что было стекл зеленоватых…»[34]); Ах, в старом фильме (в старой фильме) в окопе бреется солдат, вокруг другие простофили свое беззвучное галдят,
