А мина была ядовитая, газовая, отравленная и задушила всех ребят моих окопных собратьев…
Но я окропил мочой портянку и прижал её к лицу и так дышал и так упасся…
А теперь мне стыдно, что я живой остался…
…Абдулла-Онагр! до фронта до Войны — пять тысяч километров…
Сюда в сарай не долетит мина немецкая сонная отравленная ночная…
Абдулла-Онагр пусть не дрожит не трепещет рысья голова твоя солдатская святая!..
Абдулла-Онагр Абдулла-Казах потуши лампу!..
Абдулла-Онагр мой кочевой жених раскосый рысий дальный муж мой!..
А почему ты пришел в наш город Джимма-Курган а не вернулся с Войны в свой родной степной аил?..
…Софья-Кобылица Софья-Емшан! я вернулся в свой аил на реку Чу…
Я пришел ранним сизым утром, когда зацвел терескен…
И весь аил спал…
Только терескен цвел…
Только река Чу текла…
И я тихо подошел к родной своей юрте кибитке, где живут мои отец и мать…
И весь аил родной спал…
Даже волкодавы хранители стад не учуяли меня…
Только моя мать Усуда-Олэгэн не спала…
И она вышла из кибитки с пиалой зеленого пенного жемчужного молодого кумыса в землистых родных солончаковых саксаульных руках…
И она сказала:
— Сынок я пять лет не спала, пока шла Война.
Я ждала…
Я дождалась…
Я знала, что ты вернешься…
Сто кумысных джигитов конников ярых спелых хмельных отдал послал на Войну наш аил…
Ни один не вернулся…
И общее горе смоляной веревкой табунной связало нас…
Никто не плакал…
Никто не кричал…
Сто ушло — сто не вернулось назад…
Аил спит…
Сынок!.. Абдулла!..
Аил спит пять лет…
Ты хочешь разбудить его?..
Ты хочешь, чтоб воскричали матери вдовы сестры сироты со сна?..
Ты хочешь напомнить им о тех ста?..
…Мама! Матерь!.. Оя Усуда-Олэгэн родная необъятная степная моя!..
Я ухожу.
Дайте только выпить из ваших прощальных рук кумыса…
…И я стал пить кумыс из её рук.
И дрожала моя контуженная голова.
И дрожали руки бессонные её.
И весь кумыс я на землю расплескал…
И сухой песчаной осталась моя гортань…
…Оя, я ухожу, а вы пять лет не спали, а вы теперь ложитесь спать…
Мать…
Кумыс на землю упал…
Софья-Емшан Софья-Кобылица ты моя невеста!
Ты жена!..
Ты мой аил!..
Ты мать…
…Да, Абдулла!..
Но мне стыдно при огне…
Ведь я тебя впервые увидела узнала сегодня. Да…
…Нет Софья-Емшан Софья-Аил девушка чистая невеста кибитка юрта кочевая вечная моя ночная!..Я знаю тебя!.. Знаю!.. Давно!..
Десять тысяч лет лун назад!..
Только я был тогда аральским веселым полевым кочевым диким вольным ослом-онагром а ты была прирученной ахалтекинской кобылицей!..
И мы в степях ранних в емшанах аральских в рощах дымчатых саксаульниках ярились табунились бежали бежали бежали кусались касались!..
Айда!.. Бежали!.. Тела мчали!.. Души наши молодые в телах мчались!..
Помнишь, Софья?.. Воспоминаешь? Чуешь?..
Содрогаешься?.. Помнишь запахи душных мятых чадящих мятных емшанов под власатыми беглыми ярыми гонными нашими ногами?..
Помнишь Софья-Емшан те ноги вольные?.. те сладкие емшаны?..
И что иные ноги мои не в копытах а в сапогах да портянках?
Устали!..
Айда! Айдядя!..
Софья айда пойдем бежим в саксаулы терескены янтаки верблюжьи колючки емшаны!..
Айда!.. Возвращаемся?..
…Хорошо Адбулла! бежим в степи в саксаулы в терескены в янтаки в верблюжьи колючки в дремучие емшаны…
Только потуши задуши лампу…
…Тогда он тушит огнь. Тогда он тушит душит давит огнь…Тогда он тушит лампу…
О!..
Тьма!..
Но!..
Я знаю — там во тьме куриного сарая они соплетаются телами долгожданными…
Я знаю — там тайна!..
А ливень глиняный ночной меня сечет меня дурманит…
…Тогда начинают кричать метаться петь утки куры петухи в сарае…
Но!.. Там!.. Тайна!..
Какая?..
Не знаю я! не знаю я! не знаю…
Да чую! да дрожу! да провижу! да губы сминаю путаю кусаю…
Да бегу отлепляюсь от куриного сарая…
Да бегу голый голый нагой как куриное яйцо в глиняном обломном избыточном ливне ливне
