Ведь в августе серпене стоят летят большие
звездопады звезд урожаи!..
И поэт улыбался…
…Я умру в одиночестве
Меня проводят только ласточки на
кладбище…
Я их кормил лепешкой в дни последние мои…
…Тимур-Тимофей и ты поэт печали?..
Душа поэта — это глаз око с вечносидящей таящейся в нем
ядовитой сладкой жгучей соринкой
И она слезится, плачет, страждет душа сия…
И мир — лишь сладкая соринка в очах божьего певца поэта
в очах пресветлых улыбчивых а страждущих?..
…Тимур-Тимофей и ты поэт печали?..
И ты уходишь навек до срока своего в волны Кафирнихана-Ада?..
И ты воспоминаешь жизнь свою?..
Воспоминаешь?..
…Да. Воспоминаю.
И в льняной рубахе друида я бреду в лесах моей юности…
О Будда!..
И в брезентовых сырых тапочках и сатиновых шароварах я бреду бреду веселый в той дальной дальной дальной миндальной роще роще…
…О поэт!.. О отрок!..
О молочный очарованный травяной первотеленок!..
И твои новорожденные шаткие шалые слепые слизистые ноги уж тронуты первой земной святой дрожью!..
О сладко! боже!..
…О поэт! и ты отдаешь свои песни людям
неслышно, тайно,
Как отдает летучие лепестки прибрежная
алавастровая алыча ветру и реке,
Как отдает вечному ветру свой сладкий
кроткий божий дух скоротечный
безымянный куст шиповника у дороги…
О летучие святые хрупкие лепестки!..
О бабочки души!..
…Поэт! и ты алыча приречная?
И ты куст шиповника придорожный?
И ты певец певун тайный язык родник безымянный немого народа?..
И ты родник немого леса и ты язык немого бражного народа?..
…Да… Аааааааа…
Ау!..
Ай дальны сладки лепы пенны времена…
Ах!..
Когда свята Русь была…
…И вот вот вот мы бредем с Павлом-Иудеем по миндальной кладбищенской роще роще роще роще роще роще роще…
Нощь уже…
Нощь на кладбище…
Нощь в роще…
А мы отроки войны а мы голодные.
Всегда от похорон от прощаний долгих на земле этой скорой сладкой есть хочется.
И сказано: «Оставьте мертвым хоронить мертвых»…
Воистину так!..
…И мы с Павлом сходим с кладбища в Джимма-Курган, но которому все еще пух любви витает летает бродит из несметного Сарая Софьи-Кобылицы и Абдуллы-Онагра.
И мы с Павлом сходим с кладбища и только в нощи за нами лоснится светится маслянистыми атласными сытыми цветами миндальная роща кладбищенская, потому что она питается кормится мертвецами сытая жемчужная роща эта…
Но я люблю более худые редкие хилые нагорные наскальные рощи дальные вольные, которые вдали от кладбища цветут бедно и не светят жирными сытыми лепестками…
И я люблю кочевых голодных бедных странников-дервишей Азии одетых только текучим беглым ветром…
И ветер — их одно одеянье…
…О человек! ветр лишь не истлеет, его не возьмут моль и тля, ветр вольный кочевой лишь одно вечное вечное твое одеянье…
О дервиши Азьи Азии где вы?..
Иль сошли с земных дорог на пути небесные?..
Иль были дервишами земли а стали ангелами небес?..
Иль не стало вас на дорогах земных?..
И зачем тогда земные дороги без вас?..
Кувшины кумганы хумы без воды?..
На брегу высохших солончаковых аральских рыб арыков и рек?..
…Но мы бредем с кладбища с Павлом-Иудеем и я оглядываюсь озираюсь на кладбище ночное — и там в ночи стоит платиновая миндальная роща…
Иль там Ангел Азраил в платиновой парандже душной бродит щерится?..
Иль там роща миндальная?..
Иль там Ангел платиновый?..
Иль чудится?..
Не знаю я…
Устал я…
И Павел устал…
