заливают водкой…
Да!..
…Да Тимур-Тимофей! да мой речной брат!
Да скорей сметай срезай ножом с тела моего жгучее колючее текучее месиво конопляную пыльцевую глину!..
Да пойдем в мою каменную под горой Фан-Ягноб кибитку и там высушим на костре свежепыльцовую глину и добавим в неё турецкого сушеного мака знойного и будем курить свежую новорожденную анашу и восходить к небесам! айя!..
И!..
И я снимаю соскребаю с тела её густую маслянистую текучую массу месиво терпкое…
И она остается вся нагая и лоснится кожа ея нетронутая шелковая кожа дивная, кожа белых живых пугливых смирных девьих мраморов.
И я сдираю сбираю хунзахским кинжалом конопляную милую влажную духмяную пыльцу с её лядвей…
И там таится томится хранится гранатовая младая девья чистшая хладная первозавязь и там бутон о двух жасминовых гранатовых лепестках и там бутон нетронут отворен непочат…
Айя!..
…Господь мой, я жив если чую бутон сей!..
…Мария-Динария! разреши дай мне ножом собрать конопляную кофейную муку глину с гранатовой завязи девьей твоей! с бутона о двух жасминовых лепестках!
Мария-Динария дай! Зде сладка сладима дурманна вязкая пыль пыльца! я хочу собрать ея! я хочу мять ея в своих руках!
Я хочу потом сушить ее на кострах! я хочу потом курить ее в турецком кальяне! я хочу потом от нее восходить в небеса!..
Ай, анаша-дорога в рай!..
Мария-Динария! дай!..
Но она отстраняет меня.
Но она забирает нож у меня.
И она говорит нага неизбывно бездонно бела бела бела:
— Тимур-Тимофей! мой речной брат!..
Пойдем в кибитку мою! и там замесим изомнем тесто месиво конопляное кофейное дурманное которое ты собрал сорвал соскреб с меня!..
И высушим на огне на солнце его! и будет первач-анаша!..
И будем курить турецкий кальян!..
И будем возлетать восходить в небеса! пойдем со мной речной брат!..
…И она нага стыдлива пошла с конопляным тяжким сонным бредовым уже бродильным тестом и хунзахским ножом в руках.
И я пошел за ней.
Айххха!..
— Тимур-Тимофей! мне ало! мне стыдно! ведь дева я!
Ведь из моей гранатовой первозавязи еще не родился не сотворился гранат!..
Ведь еще не отворился мой бутон о двух жасминовых розовых лепестках!..
Пойдем, мой речной брат! но не гляди на меня! ведь я нага гола!..
Ведь ты сорвал срезал собрал ножом с меня мой смолистый конопляный блаженный наряд…
И я белым-бела, и я нагим-нага, и я голым-гола…
Айххха!..
И я не гляжу на нее, а лишь косятся очи спелыя мои… очи ахалтекинского аргамака жеребца…
И шепчут уста бренныя спелые мои…
И твои ноги пахнут чистым ровным отборным росным
речным песком дева девственница
И твои ноги лядвеи отмели тайные белые сахарные
отмели нетронутые дальные неизмятые
сокровенные снежные снежные
И твои ноги лядвеи волны волны заводи заливы
неколеблемые серебристые млечные
И лоно островок арчовый ивовый курчавый средь теченья
пенного средь тесного
О дева девственница
И я стою лежу на островке средь волн средь укрощенных
усмиренных медленных задыхающихся покорливых
влюбленных
О жено!..
…О Господи! я жив иль утонул?..
О Господи! в каком же аду надо жить чтоб творить петь райские песни!..
А самые сладкие райские песни поются в аду…Ууууу…
Но!..
…Мария-Динария! моя речная сестра! я иду за тобой а ты нага нага нага!
И я иду за тобой…
Айххха!..
…И у подножья несметной снежной горы Фан-Ягноб лепится кибитка твоя сложенная из диких горных острых камней.
И мы входим в кибитку твою.
И тут я гляжу дрожу содрогаюсь, потому что на глиняном полу кибитки лежит старая избитая власатая овечья бурка с поредевшим мохнатым козьим руном.
Та? та? та?..
О Боже, где я?..
А Мария-Динария поднимает с пола бурку и прячет в нее несметное неразбуженное неистовое тугое двуплодовое древо нагое тело свое.
И я узнаю ту бурку, на которой согрешил Абалла-Амирхан-Хазнидон в змеиной тайной самшитовой роще и где был Тиран зачат.
И я узнаю ту бурку, в которой ушла умирать моя мать Анастасия-Русь!..
И я узнаю хунзахский нож кинжал с унцукульской серебряной ручкой!..
