— Насчет себя еще не знаю, а жена — переезжает точно. Впрочем, какая она жена — мы подали на развод. Выпьешь? — Кныш достал из шкафа бутылку коньяка. — Теперь здесь пить можно, да и нужно. Хоть закури, посиди немного, один пить не могу.
Они сидели около часа. Под конец Кныш предложил:
— А хочешь, иди к Самохвалову в газету. Ты ведь кое-чему научен. Зарплата там не ахти, но если с головой, то теперь везде деньги можно сделать.
— Нет, — категорично отказался Мастаев, после последних выборов в его глазах Кныш как-то резко сдал, стал невзрачным, и Ваха был уверен, что отныне избирательная эпопея для него закончилась. И как бы в подтверждение этого, уже будучи в просторном фойе, он заметил, что уже секции «Гласности. Демократии. Свободы» нет. Уже нигде роскошных ковров нет. Пусто так, что каждый шаг эхом отдает. Кругом изменения, лишь «Общество «Знание» на месте и там фотография: лидеры СССР и США обнимаются, улыбаются, довольны.
Не менее их доволен и сам Мастаев. Почему-то Вахе кажется, что эти действительно свободные выборы прошли не без промахов и ошибок, однако он, как и все общество, по его мнению, стал гораздо взрослее, самостоятельнее, мудрее. Все это он сравнивал со своей любимой игрой футбол, где его и только его, зная его скорость и мастерство, выдвигают в нападение, дают пас, а дальше все зависит от него, от его смелости, способности и удачи. И если он забивает гол, какова радость его команды и как его не любят соперники. Вот так и произошло: не любят теперь жильцы привилегированного дома Мастаева и его мать. И если ранее все это не скрывалось и доходило не только до оскорблений, но даже и до рукоприкладства, то теперь, именно после этих выборов, многое изменилось. Нет, не стали Мастаевы зажиточнее жить, и при бешеной инфляции их стол все скуднее и скуднее. И жильцы «Образцового дома» не стали хуже жить, имея богатства, а главное информацию, они уже заранее перевели свой капитал в драгоценности, недвижимость и доллары. И если какой-то год ранее, когда была «холодная война» и СССР во всем противостоял США и один рубль стоил всего полтора доллара, то теперь произошла негласная капитуляция и за один доллар дают более ста рублей, и эта планка все растет. И поэтому состоятельные люди, имея доллар, могут купить все что угодно. Но что за напасть?! Когда была крепкая советская власть, да и сами жильцы «Образцового дома» были у власти, это богатство нельзя было афишировать, все было под запретом, даже дачу построить чуть больше курятника — настоящий вызов, хотя строили. А теперь вроде жильцы «Образцового дома» еще у власти, у исполнительной власти. А вот Верховный совет или законодательная власть — это новая элита, новые люди, которых избрал народ и этот Верховный совет уже открыто говорит об ошибках партии, уже покушается на святая святых — власть в республике, уже обвиняет власть имущих в мздоимстве, кумовстве, беспринципности и некомпетентности.
В такой ситуации почему-то жильцы «Образцового дома» считают, что все эти невзгоды из-за председателя избиркома Мастаева: не помог он соседям в нужный час. Да кто такой Мастаев?! В порошок бы стерли. Да время иное: за ним как символ новое веяние, новый Верховный совет. Жить по-старому не дадут, о грешках напомнят. А не легче ли на новом месте с «чистого» листа начать? И, наверное, поэтому в «Образцовом доме» впервые за все время его существования, а это ни много ни мало — около полувека, началась некая паника, которая выразилась в том, что многие жильцы, и не только русские, армяне и евреи, а даже коренные чеченцы и ингуши, спешно свои квартиры, а значит и посты, стали сдавать и выезжать за пределы республики.
«Образцовый дом» — всегда образец. И по его примеру в Чечено-Ингушетии начался какой-то массовый психоз: все русскоязычное население стало из республики буквально бежать. В воздухе витали всякие слухи, нагнетался какой-то необоснованный страх, и это было не в одной Чечено-Ингушетии, а по всей стране, и это подавалось в прессе, по телевизору. Об этом пели ведущие музыкальные группы. Все призывали к переменам, к протесту, к бунту.
Все эти политические катаклизмы Мастаева Ваху не интересовали. Он от всех скрывал, но, после того как Мария вышла замуж, жизнь ему казалась серой, однообразной, бессмысленной. Теперь же, после свободных, демократических выборов, он просто ожил, вдохновился. Вновь по выходным, и как дополнительный праздник, иногда посреди недели, он с удовольствием играет в футбол. Вернулся на свою предпринимательскую стезю, опять поставляет в Грозный из Макажоя и окрестных сел продовольствие. Его прибыль понемногу возрастает. И тут проблема, которую он понять не может. Чечено-Ингушетия — нефтедобывающая и нефтеперерабатывающая республика. Все это — монополия государства, а нефтепродуктов почему-то резко не стало. И если бы это случилось только в Чечено-Ингушетии, то можно было бы сказать — местный саботаж. Но эта ситуация по всей стране, словно кто-то в центре краник перекрыл, да ходит слух, что некие силы, пользуясь неразберихой, то есть гласностью, перестройкой и демократией, всю нфеть продают за валюту на запад.
Предпринимательство Мастаева зиждется на скоропортящейся продукции, и если хоть немного бензин в республике есть, то он должен его приобретать, не то его товар сгниет. Однако бензин — дефицит, значит, согласно новой рыночной экономике, на него большой спрос, цена топлива резко подскочила. На такой же уровень поднять цены на питание невозможно — покупательская способность большинства населения очень низкая. В экономике это называется диспаритет цен, и ни в какой, ни в плановой, ни тем более в рыночной экономике это невозможно. Однако это сложившийся факт. И Верховный совет заявляет, что этот кризис сознательно спровоцирован некими могущественными силами в Москве и на местах.
Вахе не до политики. Надеясь, что вот-вот ситуация выправится, на что есть власть, тем более свободная власть, — он все еще продолжает заниматься своим предпринимательством, а цена на топливо просто скачет. И он получил первый убыток, второй, потом влез в долги, крах, стал все распродавать, все, что покупал, лишь одно оставил: пластинки классической музыки и проигрыватель. Это и футбол — единственное утешение на фоне предпринимательского банкротства Мастаева.
Теперь у него масса времени для футбола. Вечерело, была осень, прохладно. Ваха шел со стадиона «Динамо» мимо типографских зданий, как кто-то его окликнул: в окне улыбающийся бывший секретарь парткома Самохвалов, видать, навеселе. Кивком он пригласил Мастаева. Выпивку, тем более пиво, Ваха никогда не любил, а тут жажда мучила, да и поговорить хотелось. Так и устроился Мастаев работать в издательско-типографский комплекс «Грозненский рабочий», где Самохвалов был уже около года директором.
В результате свободных выборов впервые избран руководителем республики чеченец. И конечно же везде твердят, что отныне главное не преданность коммунистической партии, а личный профессионализм. Однако ленинский принцип, точнее лозунг, еще над Грозным висит, и посему на бюро обкома решили дружбу не отменять и поэтому первое и второе лицо чеченцами быть не могут. Бааев, к тому же он в Верховный совет не избран, должен свой пост покинуть, да у него за плечами опыт и рвение трудиться, так что понизили — инструктор. Чтобы это как-то компенсировать, для его сына Альберта нашлась должность в аппарате правительства, понятно, не министром, зато начальником вновь созданного отдела «Поддержки предпринимательской деятельности и новых форм собственности».
Бааев-старший — честный, уважаемый человек, про которого тогда говорили — настоящий коммунист. С годами он конечно же попал под влияние своей жены. Однако это было только влияние, которое не могло поколебать его жизненной позиции — все трудом и все по труду. Другое дело сын, вот про кого говорят «маменькин сынок». И Альберт все время слышит от матери:
— Твой отец — трудяга, столько для народа сделал. И что? Этот народ его даже не избрал. Вот их «спасибо». Так что ты, сынок, в первую очередь только о своем, точнее о нашем благополучии думай, и тогда все будут тебя уважать и ценить.
Только так Альберт Бааев и думал, да что за отдел ему достался? Ни кабинета, ни одного работника в подчинении, и он не знает, что должен делать? Правда, последнего никто не знает, ибо отдел только что создали по разнарядке из Москвы, определили штат, фонд зарплаты и никакой инструкции или положения. Так что Альберт приходит с утра на работу (потеснили другого начальника отдела, для Бааева поставили стол) и сидит до обеда, кроссворды разгадывает, газетки читает. После обеда он на собственной машине едет к друзьям, там и спиртное, и подружки, так что можно до полуночи, а можно и еще день погулять, на работе о нем не вспомнят, и он особо о ней не тоскует, даже зарплату идет получать, когда позовут: в ней нет нужды и его оклад — 250 рублей, всего на пару дней, а далее мама поддерживает. Нет, такая работа
