Вначале после ареста Андрей Моисеевич не мог ничего понять, он думал, что это простое недоразумение, но вскоре он все увидел, проанализировал и понял. Это был полный кошмар, отчаяние, конец. Но конец не наступал, каждый день начинался как обычно, и были каждый день новые проблемы и заботы. Каждый день шла интуитивно борьба за жизнь. Так как Бушман не был азартным человеком, он в конце концов стал думать и взял себя в руки. Он понял, что сдаваться нельзя.
Теперь у него было много времени просто подумать, проанализировать всю свою прошедшую жизнь. И Бушман решил, что он еще молод, он полон сил, он должен вопреки всему выбраться из этой ситуации и выжить. Чтобы хоть как-то забыться, он постоянно думал о своих теоретических изысканиях. И наконец, стоя в душном вагоне, ночью на него пришло прозрение. Он сделал открытие. Боясь забыть все, он вслух повторял все формулы. Он понял, что все его предыдущие труды, в том числе и украденный, детский лепет — по-другому изложенные старые идеи. И теперь его осенило, эти тяжелые мучения и страдания привели его к величайшему открытию. «Ведь правильно сказано, что только через страдания познаешь истину», — думал он. И тогда Бушман сделал для себя только один вывод — он гениален, а эти страдания закономерность. Все великие страдали — он об этом лично не читал, но где-то слышал.
Правда, страдания оказались суровыми. И несмотря на своей небольшой рост, хилое телосложение, Бушман смог вынести все тяготы судьбы. Видимо, в нем была заложена огромная жизненная энергия, страсть к жизни, жизненный азарт и вечный поиск, поиск не чего-то абстрактного, идеалистического, тем более духовного, а поиск пути к конкретной цели, и выбор наиболее оптимального маршрута движения без разбора методов и средств. Переживший с детства много лишений и потрясений, дух Андрея Моисеевича был закален к превратностям судьбы. Первые дни после ареста он просто был удивлен, а не потрясен, и когда понял, что это не ошибка и что он не один такой, он определил, что это система и он попал под общий пресс. Им не овладело отчаяние, не было никаких слез и просьб, конечно был страх перед неизвестностью, перед тяжелой большевистской машиной, перед не интересовавшей его до этого идеологией.
Аналитический ум Бушмана быстро определил ошибки и упущения прошлого, сделал соответствующие выводы и определил новые, промежуточные, совсем неожиданные цели жизни. Он понял, что теперь главным является выжить — выжить любым образом, и впредь не жить в этом обществе, в этом государстве. Он жалел, что его родители, в отличие от их друзей и родственников, побежали при погромах на Украине в Москву, а не в Европу. А выжить в Европе он сможет, и не хуже, чем другие. Главное у него есть идеи, у него есть наука, и ему не по пути с этим поголовным быдлом. Однако судьба сложилась так, что он день и ночь делил с этой толпой голод, холод, зной, вшей и саму жизнь.
Андрей Моисеевич видел, как огромные, здоровые мужики, имеющие за плечами жизненный опыт, карьеру, много друзей и родственников, попав в заключение, теряли волю, терпение и самообладание. Он видел, как здоровые, сильные с виду мужики рыдали, дрожали, на коленях умоляли о пощаде надзирателей, а потом в отчаянии пытались покончить с собой. Бушман всего этого не понимал и не выносил, он стойко, с терпением выносил все страдания и лишения, при этом он не гнушался ничего: он мог своровать, ограбить, обмануть, польстить, и все что угодно, лишь бы выжить. Однако при этом он ни перед кем не унижался и ничего не просил.
Однажды в зной, в жару они стояли в переполненных вагонах на одной из маленьких станций где-то в центре Сибири. Утром и вечером давали немного воды и еды. Еда заключалась в хлебе и селедке, воды было очень мало. К тому же так называемые блатные все забирали себе. Каждые утро и вечер к вагонам подходили три-четыре молоденьких солдата с ружьями и чуть-чуть раздвигали двери скотских вагонов. В переполненном вагоне находилось более ста умирающих от жажды и жары здоровенных мужчин, и ни один их них не смел даже роптать по поводу своего содержания. Одни говорили, их было абсолютное большинство, что им интеллигентность не позволяет, а другие считали, что в заключении им лучше живется, чем на воле.
В конце концов Бушман потерял терпение и стал открыто призывать людей к бунту.
— Нас сто человек в вагоне, тысяча в составе, да мы снесем все на своем пути. Что такое три солдатика на сотню разъяренных мужиков?
На следующий день ученого-физика одного вытащили из самой середины вагоны и на виду у всех долго били ногами. Потом молча закинули в вагон обратно. Уже в вагоне блатные разобрали его вещмешок, вывернули карманы. Это был последний жизненный урок для Бушмана, он потерял здоровье и свои очки, но приобрел окончательно веру, что жить с холуями можно только по-холуйски.
Этот случай не сломил ученого, он еще больше стал презирать окружающих, ненавидел их всех. Он стал жестким и жестоким, он ни с кем не церемонился. При этом в открытый конфликт не вступал, а действовал исподтишка и с коварством. Все это вместе взятое помогло ему выжить и дойти до самых отдаленных бараков суровой Колымы.
По прибытию в колонию он тоже не растерялся. Пока все заключенные — усталые, голодные, холодные — пытались понять, куда они попали и что с ними будут делать, Бушман, вопреки всему, нашел в себе силы в тот же день пойти к начальству и предложить свои недюжинные возможности. И хотя в личном деле было написано, что он ученый физик, Бушман заявил, что он также медик, парикмахер, бухгалтер и искусный истопник.
Ни одного дня не проработав на чистом воздухе, то есть по добыче золотоносной руды, Андрей Моисеевич сразу же стал ответственным по котельне. При этом он полдня еще выбирал, что ему подходит. Так он сумел себя поставить. На этом его должностной рост не прекратился. При каждом удобном случае он говорил, что является практически единственным специалистом в стране по изучению свойств драгоценных металлов и знает наиболее эффективные способы максимального выделения золотого песка из породы. Эти слухи, как и все остальные, быстро дошли до начальства. И когда дела по технологии выработки золотоносного песка в колонии окончательно зашли в тупик, а связи с материком не было, — начальство обратилось за помощью к Бушману.
К тому времени Андрей Моисеевич работал уже фельдшером в санчасти и вместе с Арачаевым готовился совершить побег. Поэтому он попытался остаться на прежнем месте. Начальство это приняло как скромность ученого и настояло на переводе заключенного в лагерь вольнонаемных. Здесь жизнь была еще более легкой, чем в котельне. Правда, у него не было теперь своей комнатушки, и к этому было еще одно неудобство — он ничего не знал в этом горном деле. Тем не менее его солидная научная база и природная одаренность позволили ему быстро разобраться в ситуации. Уже через неделю он усовершенствовал технику производства: многие процессы стали механическими; уменьшился ручной труд; некоторые операции были ликвидированы; изменилась сама организация производства. А спустя месяц-полтора, когда Андрей Моисеевич разобрался со всеми премудростями золотодобычи, — он практически в корне изменил саму технологию производства. После этого резко увеличился выход золотого песка из породы.
Популярность Бушмана росла. Он пытался сделать все так, чтобы в нем нуждались каждодневно. Он специально ничего не доводил до логического конца. Все аварии, поломки требовали присутствия ученого. Фактически Бушман руководил небольшим коллективом, и ему было это очень тяжело и в то же время приятно. Приятно потому, что он любил себя и власть, а тяжело от того, что он знал свою надменную натуру и боялся обнажить ее. Здесь среди вольнонаемных он практически не пил, боясь эксцессов, редко курил, несколько выправил свое пошатнувшееся здоровье. В общем делал все, чтобы его досрочно освободили как доброго и нужного Родине человека.
Все свои слабости или наоборот силы смог приглушить молодой физик — кроме одного. В нем снова проснулась страсть к женщинам, точнее к женщине. Если быть верным — это была не страсть, и разумеется не любовь, это была просто похоть, просто мужская плоть, просто большие черные выпуклые глаза Бушмана видели каждый день огромное женское тело. Тело высокое, белокожее, толстозадое, с большими, как вымя, грудями, с румянцем на лице и с карими блестящими глазами.
В колонии были еще бабы, но на них Бушман даже не смотрел. А вот эта огромная бабенка привлекала его внимание, тем более что они работали в одном помещении. Звали ее — Дацук Полина Матвеевна. Она была женой офицера, командира взвода, здоровенного, вечно выпившего рыжего хохла. Сама Полина Матвеевна была родом с Кубани. С детства ей говорили, что она останется в девках, потому что нет в их хуторе такого здоровенного мужика, чтоб обнять Парашку. Однако дочь крупнейшего в районе председателя колхоза встретила в райцентре на объединенном комсомольском собрании здоровенного рыжего курсанта, сама первая заговорила с ним и вечером первая приглашала его танцевать. В ту же ночь
