производственный лихорадочный энтузиазм.
Не сегодня-завтра зачастят осенние дожди, и работа с клеем будет вынужденно приостановлена. А манипулировать материалом он может лишь при условии выполнения какого-то объёма работ и расхода строительного материла. Так что понять Кайзера нетрудно. Ему сейчас не до сна, когда в его распоряжении масса невыработанного клея, который можно подменять более дешёвым цементом, а остатки продавать налево.
Вход на крышу всегда был заперт. Ключи от замка — у Кайзера. Если он посылал кого-нибудь из работников вниз, то, вручая ключ, строго инструктировал, чтобы решетчатая дверь, перекрывающая вход на крышу, всегда была закрытой. Посторонним вход на стройплощадку был категорически воспрещён, как в секретную лабораторию! Недопустимость посторонних требовалась обеспечением безопасности. Естественно, мы не могли допустить, чтобы в то время, когда мы возимся на своих галерах, где-то между 13-м и 14-м этажами, на крышу залезли предприимчивые местные жители, и начали скручивать всё, что можно продать, в том числе и механизмы, обеспечивающие безотказное функционирование нашего висящего управляемого дережабля. Так что, все работы велись в условиях полной секретности и недоступности для посторонних глаз.
А дожди, препятствующие налаженному делу, были для Кайзера, как соль на рану! Пока доехали до Патерсона, погода начала подавать очевидные надежды на неполный рабочий день. Кайзер поглядывал на небо и проклинал всех и всё, словно именно мы виноваты в плохой погоде. Вероятно, он сожалел о том, что не подрядил нас в свою бригаду раньше, что позволило бы ему преуспеть в этом деле.
В добавок к погоде, в этот день не работал лифт. В течение нескольких минут мы топтались перед входом в лифт, тупо жали на безжизненную кнопку вызова и слушали непрерывную ругань бригадира. Наконец, кто-то из жильцов сообщил, что лифт сегодня не работает. Наш трудовой десант, пыхтя и поругивая такую сякую жизнь, зашагал вверх по лестнице. Пешеходное восхождение на крышу было не только производственной необходимостью, но и познавательной экскурсией.
Весь 16-ти этажный лестничный лабиринт являл собой богатую и живую иллюстрацию соцкультбыта местных жителей. Разумеется, всё стенное пространство было плотно украшено рисунками и надписями, откровенно отражающими чувства, настроения и желания авторов. Особенно удручало антисанитарное состояние лестницы. Кроме обычного бытового мусора, лестница была обильно усеяна использованными шприцами и презервативами разных калибров. Последние, кстати, были различных цветов. Это почему-то напомнило мне о наступающих ноябрьских праздниках на моей родине-уродине. Цвета презервативов были, преимущественно, тёмные, под цвет потребителя. Как дождливые ноябрьские праздники.
Кайзер, возглавляя бригадное восхождение, непрерывно ругался. Обзывал курвами пердоленными всех, кто проживет здесь, особенно тех, кто испортил лифт. Он не сомневался, что сделали это умышленно, и непременно — негры! Он клял грязь и вонь на бесконечной лестнице, неисправный лифт, погоду и нашу пассивность…
К работе мы были готовы позднее обычного. Все как будто притомились после пешего подъёма, и теперь не спешили приступать к работе. Но бригадир не позволял расслабляться. Раздал всем наждачные тёрки, распределил работников по галерам и дал команду драить пенопласт, пока позволяет погода!
Остров Манхэттен в это пасмурное утро не блестел стеклом, а лишь мутно просматривался. Отдельные его макушки сливались с низкими, серыми облаками. Опоясываясь ремнем безопасности, я подумал себе, как здорово было бы сейчас гулять по улицам Нью-Йорка. Ни жарко, ни холодно… Временами — моросящий дождь. Теннисные корты в центральном парке увлажнены, нет пыли и знойного солнца. Из центрального парка, где я мысленно находился, меня грубо вернули на крышу тем фактом, что Кайзер залез в нашу галеру с воинственным намерением поработать с нами. Это не обещало ничего хорошего.
Мы четверо распределились по всей длине галеры, каждый со своим веслом. Бригадир определил всем равный сектор обработки. Шкрябонина в тесной компании с этим маньяком — вдвойне утомительное занятие. Он набросился на пенопластовую стену, как на своего заклятого врага. Драил пенопласт с каким- то остервенением. Похоже, он вкладывал в это занятие весь свой бригадирский гнев на испортившуюся погоду, не позволяющую ему сегодня работать с клеем.
Кайзер быстрее всех обрабатывал свой участок стены и начинал ворчать на нас, подгонять и помогать то одному, то другому, работающему рядом с ним.
— Игорь, курва! Шо ты гладишь его как бабу! Драить надо, драить, — ворчал он на меня и показывал, как это следует делать. Пенопластовая крошка разлеталась во все стороны, попадала в глаза и нос, вызывала аллергическое действие. Глаза слезились, нос сопливился. Тем временем, тучи созревали, но дождя всё не было. «Heavy cloud but no rain…» Увы!
Едва мы заканчивали каждый свой сектор стены, как бригадир давал команду приспускать галеру. А как только мы приостанавливались на новом уровне, он без передыху набрасывался на стену. Поспеть за ним было невозможно. Это не человек, а какая-то машина-бригадир. Пыхтит своей сигаретой, зажатой между редкими зубами, весь в белой крошке, шаркает тёркой и недовольно ворчит…
Совершив несколько шагов-спусков, мы заметно опередили соседнюю галеру. Это отвлекло внимание и гнев Кайзера, и он стал орать и погонять отстающих соседей.
Чем ниже мы опускались, тем свободнее раскачивалась на тросах галера. При одновременном налегании на стену четверых гребцов, мы плавно отчаливали от неё чуть ли не на метр. В этот момент мы не могли работать. Мы приостанавливали на секунду своё дело и смягчали руками причаливание к стене. К нашему облегчению и недовольству Кайзера, это обстоятельство поумерило ритм зачистки. Из-за болтанки, пришлось сбавить темп гребли.
Уже наступило время обеда, но бригадир словно забыл обо всём, кроме работы. Мы не осмеливались гневить его лишний раз своими замечаниями. Он и так постоянно ворчал, что мы работаем, как сонные мухи. Однако с соседней, безнадежно отставшей, галеры стали доноситься робкие стоны недовольства, напоминавшие о законном перерыве на обед. В ответ на их скулёж, Кайзер посмотрел на небо и рявкнул им, что они сегодня ещё недостаточно поработали и не заслужили обеденного перерыва. Те удивленно пожали плечами и с кислыми лицами неохотно уткнулись в стену. Саша подавал мне знаки сочувствия. От такого темпа стало жарковато. К потному лицу прилипала крошка, через расстегнутую рубашку пенопласт попадал за пазуху, я чувствовал, что уже весь облеплен этой крошкой.
Расчёты Кайзера подтвердились. Ему удалось задержать нас в работе почти до двух часов дня, без единого перерыва. Наконец, обещанный прогнозом дождик добрался до нас. Сначала, он вяло и редко закапал, но скоро перешёл в достаточно интенсивный ритм, чтобы помешать нашей работе.
Соседняя галера, не дожидаясь команды Кайзера, потащилась наверх. Бригадир сочно выругался в адрес дезертиров, обозвал всех нас работниками хреновыми, и неохотно дал добро на перерыв.
Собравшись на крыше, мы стали гадать, как нам быть дальше. Пообедать, пока дождь, или совсем пошабашить на этом, и — домой? Предположение о том, что этот дождь затяжной, и сидеть здесь в ожидании хорошей погоды — пустая трата времени, пришлась всем по душе. Кроме бригадира. Сначала мы спрятались от дождя в каптёрку, а там, как само собой разумеющееся, сняли с себя подмокшую одёжку и переоделись. Хотя окончательного решения принято не было, все переоделись и были готовы к отъезду домой. Бригадир понял, что сегодня ему уже не удастся организовать работу, да и дождь не утихал. Он поворчал себе под нос и присоединился к общему движению. Хотя и обозвал всех нас гнилыми хлюпиками, лентяями и дезертирами.
Выезжая из Патерсона, его попросили остановиться у бакалейного магазина. Из ворчливых замечаний Кайзера в адрес некоторых членов бригады, я понял, что те уже пропили всё, что надеялись получить в конце недели. Из магазина наши коллеги вернулись основательно затоваренные пивом и водкой. Домой ехали в состоянии повышенного настроения. Работнички шумно распивали закупленное, а мы с Сашей строили планы на сегодняшний день. Накопилась масса мелких повседневных дел, которые можно было решить только в рабочее время.
Кайзер замкнулся и мрачно гнал автобус. Вёдра с клеем сегодня он не вез. Нет расхода на работе — нет и излишков — простора для частного предпринимательства.
Выбравшись из города на свободное дорожное пространство, он погруженный в свои командирские думы, увлёкся и гнал со скоростью, ощутимой даже в темноватом грузовом отсеке. Мы, как пассажиры, внимания на скорость не обращали, но это заметил полицейский из дорожного патрулирования. Мы все услышали истеричное завывание сирены. Вопросительно взглянули в сторону рулевого. Только он имел
