– Так и сказал?
– А как еще?!
– Спасибо. Мда-а…
Мы закурили. Кури, Бояров, «Мальборо» – скоро придется на махорочку переключаться.
– Слушай, Саша, как же так получилось? Вы что, по пьянке разобрались?
До меня даже не сразу дошло, что Олег спрашивает про Борюсика. Про труп Борюсика.
– Ты что?! – прошипел я, даже голос сел от возмущения. – Ты рехнулся или как?! Я же не убивал, етит вашу!.. Вы что, сбрендили все?!
– Ну мало ли… ты же «на кочерге» был порядочно. Борюсик опять же настучал на тебя в ментовку – сам же ты вчера рассказывал. Вот и… мало ли… не знаю…
– Не знаешь – не говори. Это не я. Кто – не знаю. Но выясню. Вчера кто из клиентов был?
– Все… Я разве упомню. Ты же сам их впускал. А мое место – стойка.
Что верно, то верно. Пить надо меньше, надо меньше пить.
– И ничего подозрительного?..
– Н-ничего… Как обычно…
«Как обычно»! Если бы в «Пальмире» обычным делом было после смены выгребать из кладовки по трупу, недолго бы музыка играла!
– А Борюсик вчера с кем общался?
– С тобой…
– Кроме! Кроме!
– Не обратил внимания. Он вчера как-то растворился в зале. Незаметно.
– И в кладовку забрался. И сам себе в челюсть врезал.
– В кладовке никого не было, когда я уходил.
– Кто ее запирал вчера?
– Ну я.
– Так. Кроме нас, у кого есть ключ от нее?
– У Юрки. Постой! Он, кажется, туда еще зачем-то совался. Перед самым уходом.
– А сегодня заболел?
Олег развел руками: за что купил, за то продаю.
Нет, ерунда на постном масле! Борюсика, вероятней всего, пристукнули не в самой кладовке, а где-то рядом, во дворе, например, и потом только в кладовку приволокли и заперли. Юрка вчера был в таком состоянии, что сам еле-еле волочился, не говоря уже о перетаскивании специфической тяжести (а – тяжесть! на себе вчера испытал… маленький, но толстенький кооперативный ребенок). Да и зачем Юрке?! Какие у него с Быстровым дела могут быть?! Ерунда!.. Но если бессознательного Борюсика тащил кто-то (кто?!) со двора в кладовку, следы должны остаться, кровь… Хотя вон только что фургон с мясом разгрузили, наследили – поди разберись, чья кровь, говяжья или… Ах, да! Фургон фургоном, но он сегодняшний, а вчера никаких кровяных потеков нигде не было – только лужица под головой Борюсика. Значит, все-таки именно в кладовке его грохнули. Завели, а то и сам напросился – дефицитику бы, печеньица, сыг’ка «Камамбег’» для дома, для семьи… Напросился и – получил. Но ведь не от Юрки! Тот же на ногах не стоял! Или… делал вид, что накушался? Вряд ли. Мы, в конце концов, вместе вчера накушивались, и если даже у меня «шторка упала», то о Юрке и говорить нечего. Да и по уровню он на самый плохонький гияку-цки не способен, трезвый ли, пьяный ли.
– Больше никаких ключей нет?
– Ну в кабинете у директора, контрольный. Вчера Мезенцев не наведывался, кабинет заперт был. И сейчас заперт.
Похоже, тупик…
– Кому Борюсик год назад проиграл сто тонн?
– Игорьку. Бецкому. Вы же знакомы!
Мы знакомы. Бецкой – профессиональный катала, косящий под денди, под умника: «как сказано у Кафки…». Такой на мокрое дело не пойдет. И зачем, если деньги так или иначе получены? Посредством Беспредела и Глисты.
– А Глиста с Беспределом по-прежнему при нем?
– При нем, при других игровых. Ты же знаешь их…
Я знал их. Глиста отсидел двенадцать лет в две ходки. Беспредел потому и Беспредел – на зону попал в восемнадцать лет и начал срок с того, что откусил нос охраннику, получил привес в пять лет, но на том не успокоился. А вышел на волю всего два года назад, отсидев непрерывно, с добавками, двадцатку с лишним. Оба – настоящие воры в законе. И пусть, отмотав срок, они дорожили свободой, однако мозги у них настолько набекрень, что не угадаешь, какая вожжа им под хвост попадет: способны на все. И тем не менее!..
– Давно их видел?
Олег невнятно пожал плечами.
– А где их можно найти?
– Как обычно, вместе с игровыми. Ошиваются. Там ведь постоянно что-то с кого-то надо получить, а эти двое всегда готовы подзаработать.
– Конкретней. Где сегодня катают?
– На Ракова есть катран. На Зверинской. Пожалуй, сегодня – на Ракова. Там такая квартирка… – и Олег объяснил мне, какая там квартирка и как туда пройти.
После вчерашнего загула в кармане у меня было почти пусто, и не так скоро мне приведется заполучить до двух сотен в день, ох, не так скоро!
– Одолжишь?
– Сколько?
– Ну, штуку.
– У меня при себе только пятьсот. Устроит?
– Устроит.
Я – не Борюсик, упокой Господь его душу грешную. Я в денежных вопросах весьма щепетилен и долги отдаю. Олег отлично это знал, но и понимал-соображал, что в моем нынешнем положении должок в пятьсот рублей запросто не вернется – по не зависящим от должника причинам. Потому протянул деньги как-то неохотно, всячески маскируя внутреннюю бурю чувств:
– Где ты хоть живешь-то теперь? – спросил как бы между прочим и фальшиво. Пятьсот рублей пожалел! Да за два неполных дня их без труда за стойкой вернуть можно! У него и сейчас, я уверен, кроме тех, что отдал, еще столько же в кармане.
Ладно, ведь мы с ним теперь не «мы». Не судите, да не судимы будете. Чужая душа потемки.
И, вероятно, из-за его фальши я совершенно бездумно соврал:
– У Фэда в мастерской. У дяди-Федора. Он в Карелию уехал на натуру, а я пока поживу.
Дядю-Федора бармены знали, их фирменные «пальмирные» костюмы по его эскизам и делались. Они же Фэда и прозвали дядей-Федором, а я – давно – Фэдом.
«Почему Фэд?» – усмехался.
«Потому что похоже рисуешь. Как на фотографии! Конечно, Фэд! Даже Фэд-два!».
«Сложный комплимент!» – усмехался…
С Олегом распрощались с некоторой холодностью. По-моему, его это устроило.
Он явно не представлял, как себя вести, если вдруг беглый преступник начнет выражать теплые чувства, вынуждая на ответные, – а милиция уже была, расспрашивала-предупреждала… так что с моей стороны «Друг ты мой единственный!» в адрес Олега – для самого Олега при всех нынешних обстоятельствах и есть «сложный комплимент»… то ли радоваться, то ли открещиваться.
Ладно, перекинулись словечком, покурили… Пора. Олега работа ждет. А меня… хотел бы я заранее знать, что меня ждет и за каким поворотом.
Швед. Высокий, белобрысый, почти альбинос – за что и удостоен «Шведа». И за то, что в совершенстве владел финским-шведским – университетское образование, да и жизнь заставит. Жизнь – обычный таксомоторный парк, а Швед – высококлассный водила. Специализировался на туристах из
