— Неужели вы не понимаете, папа? — сказал отцу Камал. — Если простые люди будут умнее начальников, будет революция.

— Ох, папа! — вздохнул Хамид. — Давайте переедем в Самарканд. Здесь, в Бухаре, нет законов! Этот подлый эмир…

— Что ты говоришь! — крикнул вдруг учитель. — Замолчи! Ты не смеешь так говорить.

— Я так думаю, — сказал Хамид.

— И я, — добавил Камал.

Но учитель очень сильно разволновался. Он кричал на сыновей, упрекал их в не повиновении старшим, говорил, что они не должны оскорблять законную власть и что как бы плохо ни было в Бухаре, но ведь даже из Ташкента сюда приезжают люди.

— Вот Талиб с дядей приехали. Скажи им Талиб, где лучше: в Ташкенте или в Бухаре? — с надеждой попросил Насыр-ака.

— Конечно, в Ташкенте, — сказал Талиб. — Я никогда не видал эмира, но если у него такие министры, то эмир сам первый лжец и разбойник.

Этого Насыр-ака не ожидал. Он посмотрел на Талиба, будто видел его впервые, и крикнул:

— Убирайся отсюда! Убирайся, если тебе не нравится благородная Бухара! — и вдруг заплакал.

Сыновья дали отцу воды. Они говорили, что действительно им всем лучше уехать в Самарканд или в Ташкент, где нет эмира и эмирских чиновников, где никто не вмешивается в дела людей и в то, как учитель учит учеников.

Талиб стоял в дверях и не уходил. Очень хотелось помочь учителю, который всегда любил его.

— Поедемте вместе в Ташкент, — сказал Талиб. — Неужели вам нравится этот зверинец?

Насыр-ака постепенно пришел в себя и мог говорить сравнительно спокойно.

— Дети мои, — сказал он сыновьям и Талибу. — Неужели вы думаете, что мне самому никогда не приходят в голову эти мысли? Неужели я не нашел бы слов вроде зверинца или хуже зверинца? Но я гоню от себя такие мысли и такие слова. Я родился в Бухаре, и мои предки родились в Бухаре. Как я покину этот город? Вы тоже гоните эти мысли. Потому что, если есть мысли, могут появиться слова, а слова опасны. За каждой стеной — мыши, у мышей уши и во-от такие языки!

* * *

Ширинбай и Зиядулла изъявили желание видеть у себя Юсупа-неудачника с племянником. Они не просто позвали их в гости, а дали понять, что разговор будет важный.

Они сидели в большой красивой комнате, в которой Талиб никогда прежде не был. Тончайшей работы текинские ковры устилали пол, в углу стоял огромный письменный стол, больше, чем тот, который Талиб видел в кабинете генерала Бекасова. В комнате не было окон, зато горели сразу три огромные тридцатилинейные керосиновые лампы. От них было и светло и тепло. В стеклянных шкафах светилась хрустальная посуда, вазы, бокалы, кубки. Низенький столик черного дерева, у которого они уселись, был инкрустирован перламутром и серебром.

Комната Зиядуллы казалась дворцом по сравнению с комнатой старшего брата — Ширинбая. Талибу однажды уже случалось там побывать. Люди говорили, что оба брата одинаково богаты и, может быть, не беднее самого эмира, но имя Ширинбай стало нарицательным как имя скупца, а имя Зиядуллы в глазах людей было прочно связано с щедростью.

На улице, в мечети, на складах, где приказчики братьев-миллионеров принимали товар от простых каракулеводов и от скупщиков, оба брата появлялись одинаково одетые: шелковые халаты, мягкие коричневые сапоги, белоснежные рубашки с широким вырезом на груди. Даже чалмы, которые они носили, были одинаковые по размеру. Не очень большие и аккуратные. Здесь же, у себя дома, оба брата резко отличались по одежде. Худой Зиядулла носил мягкие фланелевые брюки, европейскую куртку, европейскую рубашку с пуговицами и войлочные туфли, а Ширинбай был в том же халате и в тех же сапогах, в которых ходил по улице. Братья так отличались в домашней обстановке, что трудно было представить, как это они могут бок о бок вести свои торговые дела. Впрочем, Талиб знал, что в делах торговых оба брата мало чем отличаются друг от друга. Ни тот ни другой не переплачивал при покупке шкурок, и ни один из них не продавал свой товар дешевле, чем другой.

Разговор начал Ширинбай.

— Мы почтенные люди, торговцы, — начал он. — Мы хотим знать про вас все, уважаемые наши гости. Мы с братом поручились за вас перед купцами Бухары и перед самим Абдуррауфом караван-беги, но мы ничего о вас не знаем.

Зиядулла предоставил старшему брату возможность вести самую ответственную часть разговора. Считалось, что тот более опытен в отношениях между торговцами.

— Мы хотим знать всю правду, ибо, приняв вас как родственников Усман-бая, мы до сих пор многого не понимаем, — продолжал старший брат. — Вы сказали, что Талибджан родственник Усман-бая, что вы оба — друзья Усман-бая. Так ли это?

Дядя Юсуп кивнул и пояснил это так:

— Отец Талиба и Усман-бай действительно родственники. Почти троюродные братья. Великодушный Усман-бай действительно очень помог своему почти четвероюродному племяннику Талибу и мне самому. Аллах не забудет его этой помощи.

— В чем заключалась помощь Усман-бая? — продолжал свой допрос Ширинбай.

— Он дал нам в кредит товары и снабдил адресами в Бухаре. Благодаря ему мы живем здесь, и у нас есть еда и крыша над головой.

— Большой кредит? — опять спросил Ширинбай.

— Нет, не очень большой. Мы уже вернули ему все, что взяли, и теперь расплатились с ним.

Талиб посмотрел на дядю с удивлением. Он не знал, что тот расплатился с Усман-баем.

Зиядулла заметил взгляд мальчика.

— Ты что-то хотел сказать? — спросил он.

— Да нет, — уклонился Талиб. — Я не знал, что дядя Юсуп вернул все деньги. Ведь Усман-бай был должен моему отцу…

— Поэтому и дал в кредит? — теперь уже у дяди спросил Ширинбай.

— Может быть, и поэтому, — отвечал тот. Он был недоволен вмешательством племянника.

— Та-ак, — недоверчиво протянул Ширинбай; человек скупой и расчетливый, он не очень-то понимал, как можно дать кредит и отпустить в Бухару должника в такое трудное время.

— Теперь стало гораздо яснее, — сказал Зиядулла. Он выдвинул ящик низенького столика и достал оттуда плоский золотой портсигар. — Закуривайте, — предложил он дяде Юсупу. — Это очень хорошие папиросы.

Дядя Юсуп отказался, зато Ширинбай взял папиросу и закурил ее, хотя курение не доставляло ему удовольствия. Он никогда не отказывался от того, что можно было взять бесплатно.

* * *

— Я расскажу, почему мы ведем этот разговор. У нас сложилось впечатление, что ваши отношения с Усман-баем не так хороши, как вы нам рассказывали. Если бы вы не рассказали нам всю правду, хотя я уверен, что всю правду вы еще не рассказали, мы бы не знали, как нам поступить. Теперь я, кажется, догадываюсь… — Зиядулла затянулся и выпустил дым через нос — Усман-бай не тот человек, которого легко обидеть, значит, он обидел вас?

— Не нас, — возразил обиженно Юсуп-ака. — У него был спор с отцом Талиба, а с нами он был вежлив и добр.

Талиб опять посмотрел на дядю с удивлением. Зачем же говорить неправду? Ведь Усман-бай очень обидел их тогда в дунгайской чайхане.

Зиядулла опять заметил этот взгляд и спросил Талиба:

— Ты хочешь добавить, сынок? Не стесняйся. Видит бог, что я не желаю тебе зла.

— Мой отец и Усман-бай — враги, — уверенно сказал Талиб, вспомнив последний разговор и красный товарный вагон, увозивший отца из Ташкента.

— Почему? — спросил Зиядулла.

— Из-за дедушки. Когда умер мой дедушка уста-Тилля… — начал Талиб и осекся под укоризненным взглядом дяди Юсупа.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату