Он разыскал и жилые каюты — они одни занимали целый этаж. Попытался прикинуть общее количество населения спутника. Получалось очень большое число, порядка нескольких тысяч. Азаров недоверчиво покачал головой.
Кислорода, однако, и здесь в атмосфере не было. Жить тут сейчас было нельзя.
Азаров прибавлял шагу. Осмотр заинтересовал его, хотя никаких следов автоматической ракеты обнаружить он не смог.
Он поднялся в очередной ярус. Открыл дверь. И отшатнулся, увидев звездное небо. Сначала ему показалось, что он внезапно вышел на поверхность спутника, но сейчас же он понял: в этом зале одна стена и потолок были так прозрачны, что, казалось, вовсе отсутствовали.
Вероятно, Азаров поднялся уже в самую верхнюю часть шара, если только спутник действительно имел такую форму. А это, несомненно, была обсерватория, по крайней мере некоторые приборы напоминали земные рефлекторы и радиотелескопы.
Азаров пожалел, что рядом нет Раина: астроном позавидовал бы ученым, которые когда-то здесь работали… Кроме несомненных телескопов, здесь были и иные приборы — легкие фермы без антенн и без зеркал, и Раин наверняка не пожалел бы времени, чтобы понять, какое отношение имеют они к астрономии.
Азаров присел в кресло перед одним из таких приборов, чтобы оглядеться и передохнуть. Отдыхая, он задумчиво глядел сквозь прозрачную стену в черноту пространства. И внезапно ему показалось, будто перед его глазами возникают новые звезды. Да, несомненно, вот уже несколько их появилось из темноты… Его осенила смутная догадка: вероятно, прибор все-таки был тоже телескопом, только роль линз в нем, как в электронном микроскопе, выполняли мощные магнитные поля. Инструмент, очевидно, включался автоматически, как только оказывалось занятым кресло наблюдателя.
Азаров внимательно разглядывал звездную картину — неба он не видел, казалось, уже неделями… Телескоп выделял часть небосвода — похоже, созвездие Дракона, сообразил он, вспомнив занятия по астронавигации. Только из четырех светил, которые были сейчас в поле зрения телескопа, раньше он знал лишь одну звезду четырнадцатой величины — прочие оставались невидимы и в самые сильные телескопы Земли. Случайность ли это? Просто ли инструмент направлен на этот участок неба, или…
Ему припомнились рассуждения Раина о том, что возникновения и быстрого развития жизни следует ожидать на планетах, вращающихся именно вокруг энергетически не очень сильных светил — желтых карликов вроде Солнца. В таких планетных системах гораздо менее вероятны резкие катастрофы — такие, как внезапные скачки радиации, губительные для жизни, успевшей уже приспособиться к определенному режиму.
Но если это не случайность, что ученые Марса искали в созвездии Дракона? Нет, все-таки случайность…
Встав с места, он подошел к одному из рефракторов. Тот же уголок неба отражался в его зеркале. И в ту же сторону были направлены ажурные параболоиды радиотелескопов.
Нет, это не случайность, что в какое-то определенное время телескопы смотрят на созвездие Дракона. А если не случайность, то… И это большое число жилых кают… Такому количеству жителей просто нечего было делать в спутнике, на них не хватило бы работы… Нет, конечно, это не может быть простой случайностью…
Он прошел в соседний зал. Это была громадная, на многие гектары, оранжерея, покрытая таким же прозрачным куполом, за которым зияла пустота. Зал не делился на отсеки и, видимо, занимал всю верхнюю часть шара. Только в центре потолка виднелась круглая непрозрачная площадка, к ней снизу шла толстая труба.
Азаров направился к ней. Путь лежал мимо длинных полос грунта, на котором в свое время, похоже, росло что-то, служившее продовольствием. Иначе какой был смысл разводить здесь сады? Теперь лишь хилая, желтоватая травка покрывала почву — может быть, потомки культурных растений, оказавшихся менее долговечными, чем машины, и выродившихся в результате отсутствия ухода и возросшей радиоактивности. Кое-где стояли странные, низкорослые, искривленные деревья без листьев, но с зеленовато-голубыми, просвечивающими ветвями. Они жили — устройства спутника продолжали подавать сюда воду, углекислоту, питательные вещества.
Азарову пришло в голову, что в оранжерее должен быть кислород: здесь нет машин, которым могла бы угрожать коррозия, а система деления спутника на отсеки и ярусы с блокировкой всех переходов позволяла иметь в различных местах разную атмосферу.
Однако он не стал проверять свое предположение. Возникшие у него мысли манили к круглой площадке наверху.
Он подошел к трубе, осмотрел ее в поисках люка. Люк был и даже сам открылся перед ним. И в тот- же миг разом погасли висевшие невысоко над полом мощные светильники, оранжерея наполнилась теплым желтым светом…
— Солнце! — неистово крикнул Азаров, закрывая глаза от света. Действительно, Деймос на своем пути вокруг Марса вышел из теневого конуса, и далекое, родное светило залило оранжерею своими лучами.
— Солнце… — повторил Азаров, прижимаясь к прозрачной стене, черное пространство за которой сразу перестало казаться таким безнадежным.
Ему хотелось петь, смотреть на Солнце без конца. С трудом заставил он себя войти в открывшийся перед ним люк. Побежали вниз стены, трубы… Теперь Азаров оказался на самом верху, на заветной площадке.
— Ну да, — сказал он. — Я так и думал…
Он очутился в небольшом круглом прозрачном зале, и теперь со всех сторон его окружало звездное небо. По окружности зала тянулись низкие широкие диваны. В центре, у четырехгранного пульта, стояло откинутое назад кресло. Перед пультом возвышался большой постамент с экранами, шкалами приборов, блестящими точками индикаторов. На самом же пульте не было ничего: ни переключателей, ни рычагов. Только две большие выпуклые кнопки — красная и белая — выступали над его гладкой поверхностью.
— Так я и думал… — проговорил Азаров. — Конечно, это не спутник. Звездолет, звездолет высокого класса…
Он сел в кресло за пультом. Тотчас же на постаменте засветился экран: на нем была точная картина звездного неба, такая же, какая виднелась за прозрачным куполом этой, по всей вероятности, ходовой рубки. Наверное, это был звездный компас: чтобы следить, насколько точно машины соблюдают курс. Азарова немного удивило, почему строители звездолета вынесли ходовую рубку на самую поверхность, гораздо безопаснее было бы поместить ее где-нибудь в глубине корабля. Но тут же, став на место воображаемого оппонента, он возразил сам себе: так можно судить, исходя из земных представлений о прочности…
Приборов на пульте громадного звездолета оказалось даже меньше, чем на их земной ракете. Вероятно, здесь гораздо в большей мере, чем пока на Земле, применялось суммирование показаний приборов вычислительными устройствами. К пилоту поступали лишь обработанные, самые важные сведения. За остальными следили сами машины.
Азаров вздохнул, закрыл глаза. Вот так здесь сидел когда-то командир звездолета, вел его к неведомым светилам — представитель иной жизни, намного обогнавшей нашу… На диванах вокруг располагались в свободные минуты члены экипажа, друзья и соратники командира — такие же, как он, рослые, здоровые и, наверное, добрые и веселые люди. Они жили, они стремились к открытиям, от которых, быть может, зависела судьба пославшей их планеты.
Азарову показалось, будто просторное помещение наполнилось вдруг сдержанным гулом голосов, едва слышным отзвуком работавших где-то внизу двигателей… Перед его закрытыми глазами замелькали незнакомые, причудливые рисунки созвездий, почудилось, что он сам грудью рассекает пространство, через которое стремится этот могучий шар…
Так он сидел несколько минут, не раскрывая глаз. Но надо уходить отсюда: не здесь же, в ходовой рубке звездолета, искать остатки автоматической ракеты!
Он спустился обратно в оранжерею, не задерживаясь, двинулся дальше. И снова потянулись бесконечные вереницы помещений, заполненных машинами, механизмами, все более странными,
