В Поисках Роста

технологию, увеличивающую объем производства на единицу рабочей силы. Все стимулы рыночной экономики ведут к увеличению инвестиций и произ­водительности, а не к уменьшению занятости; в противном случае некоторые крайне глупые фабриканты упускают возможности для получения прибыли. При большей производительности прежнего числа рабочих доход каждого ра­бочего увеличивается.

Конечно, вполне может возникнуть безработица среди тех, кто владеет толь­ко старой технологией — как и было у луддитов. И такая безработица действи­тельно способна оказаться гибельной для ее жертв. Но рабочие в целом при на­личии более мощных технологий, увеличивающих производительность, выиг­рывают. Луддиты путают сдвиг занятости при переходе от старых технологий к новым с общим падением занятости. Первое происходит; второе — нет. В странах, где наблюдается технический прогресс, таких, как Германия, Великоб­ритания и США, не наблюдается долгосрочная тенденция к увеличению безра­ботицы. При этом в них наблюдается долгосрочная тенденция к увеличению дохода на одного рабочего [10].

Логика Солоу ясно показала, что трудосберегающий технический прог­ресс — единственная возможность увеличения производительности рабочего в долгосрочной перспективе. Неолуддиты отрицают эту единственную возмож­ность, которая может увеличить доходы рабочих в долгосрочной перспекти­ве, — новые трудосберегающие технологии. И в этом состоит горькая ирония.

Луддитское заблуждение живо до сих пор. Взгляните хотя бы на такой серь­езный документ, как ежегодный «Доклад о развитии человека» (Human Deve­lopment Report) Программы развития ООН. Отчет 1996 г. повествует о «росте без прироста рабочих мест», наблюдающемся во многих странах. Его авторы говорят, что такой «рост без прироста» происходит, когда темпы роста заня­тости отстают от темпов роста выпуска, что приводит к «крайне низкому дохо­ду» миллионов трудящихся. В докладе за 1993 г. выражено такое же беспоко­йство из-за той же «проблемы» — «роста без прироста рабочих мест», который был особенно заметен в развивающихся странах в 1960-1973 гг.: «Темпы роста ВВП были довольно высокими, но темпы роста занятости отставали от них почти наполовину» [11]. Аналогично в исследовании ситуации во Вьетнаме в 2000 г. оплакивается медленный рост занятости в сфере производства по срав­нению с ростом производства [12]. Авторы всех этих отчетов забывают, что более быстрый рост ВВП по сравнению с ростом занятости называется ростом дохода на одного рабочего, и это единственный способ увеличить «крайне низ­кие доходы» рабочих [13].

Переход

Увеличение числа машин на одного рабочего не служит источником дол­госрочного роста. Но оно могло бы быть источником роста в процессе перехо­да экономики на долгосрочный путь развития. Экономика, которая начинала с небольшого числа машин, получает очень высокий доход на каждую дополни­тельную машину. Поэтому на время инвестиции могли бы обеспечить высо­кие темпы роста. По мере накопления средств производства дело дойдет до убывания отдачи и рост замедлится. В конце концов, экономика достигнет сба­лансированного состояния, и ее рост будет определяться трудосберегающим техническим прогрессом. Иными словами, мы можем все-таки считать инвести­ции важным источником роста, если переход важен для долгосрочного роста.

Однако мысль о том, что переход важен для долгосрочного роста, не бес­спорна. Если рост в основном объясняется переходом к долгосрочному состоя­нию, то поначалу машин должно быть очень немного, а доход на них — очень высок. Это означает, что доход на машины — процентные ставки — в эконо­мике должны были бы быть поначалу очень высокими. Точнее, процентные ставки должны были бы быть абсурдно высокими. Как подсчитали Роберт Кинг и Серджио Ребело, чтобы объяснить экономический рост в США, надо допус­тить, что процентные ставки в стране сто лет назад в период переходного роста капитала на одного работника должны были бы превышать 100 %. Однако дан­ные по процентным ставкам в США показывают, что они были сравнительно постоянными (и, безусловно, никогда не достигали 100 %); это подтверждает вывод Солоу о том, что экономический рост в США — долгосрочный феномен, а не переходное движение от низкого значения объема капитала к высокому.

Объяснение экономического роста переходными периодами не совсем со­гласуется с логикой. Предполагается, что все экономики начинают с точки от­счета, далекой от состояния сбалансированного роста. Тогда инвестиции в сред­ства производства должны помочь в ускорении темпов роста некоторым стра­нам. Каким именно? Тем, которые стартовали с точки, расположенной ниже их траектории сбалансированного роста. После этого они станут расти со скорос­тью технического прогресса. Экономика стран, которые стартовали с точки, расположенной выше траектории сбалансированного роста, будет расти мед­ленно, а то и вовсе сокращаться, пока не начнет движение по этой траектории. Тогда они также будут расти со скоростью технического прогресса.

Однако пропагандисты идеи «инвестиции — двигатель роста» не дают объ­яснений, почему, собственно, все страны должны находиться столь далеко от траектории сбалансированного роста. В отсутствие такого объяснения наибо­лее логично было бы предположить, что большинство стран находится, на­оборот, близко к ней.

Солоу в тропиках

Роберт Солоу никогда не упоминал о разнице в доходах между странами как о чем-то, что должна объяснить его теория. Он вообще применял свою теорию только к экономическому росту в США, где ключевой особенностью был ус­тойчивый подъем экономики на протяжении длительного времени. И уж тем более он ни разу не вел речь о тропических странах. Солоу не виноват в том, что его модель использовали применительно к этим странам. Тем не менее она стала основной теорией роста, которую преподавали на факультетах экономи­ки. И в 1960-е гг. экономисты пользовались моделью Солоу для объяснения любых явлений экономического роста, включая те, что наблюдались в бедных тропических странах.

Вот как в рамках этой модели объясняется различие между странами. Пред­полагается, что у всех стран есть равный доступ к одним и тем же технологиям и во всех странах наблюдается одинаковый темп технического прогресса. За этим стоит убежденность, что крупный технический прорыв, осуществленный в одной стране, может быть осуществлен и во всякой другой. (То есть главное не в том, что конкретные страны осуществляют тот или иной технический прорыв, а в том, что они могут его осуществить.) Как только какие-то схемы становятся доступны в какой- либо стране, их можно использовать и в любой другой.

Рассуждая таким образом, мы игнорируем реальную разницу в степени дос­тупности технологий. И при таком подходе получается, что единственная при­чина, по которой одни страны беднее других, состоит в том, что они начинают движение к росту с меньшим количеством машин. Бедные тропические стра­ны получат более высокую отдачу от машин, чем богатые страны с умеренным климатом. У бедных тропических стран будет более сильная мотивация для быстрого роста, чем у стран с умеренным климатом, растущих с темпом тех­нического прогресса. В конце концов бедные тропики догонят богатые уме­ренные широты и все страны начнут развиваться соразмерно темпам техни­ческого прогресса.

Любая страна, начинающая с низкого объема капитала, компенсирует это досадное обстоятельство очень высокой доходностью на капитал. Междуна­родные денежные потоки направляются в страны с самой высокой доходнос­тью (это вполне естественно — ведь люди реагируют на стимулы). Следова­тельно, международный капитал потечет в экономики с низким объемом ка­питала и высокой доходностью. Неудачливая страна догонит более удачливые страны и забудет о своем бедственном прошлом. Стимулы гарантируют, что бедные будут расти быстрее богатых. Видите, как отвечает подобное представ­ление о ходе вещей послевоенному оптимизму по поводу перспектив разви­тия, о котором шла речь в предыдущей главе.

После того как во многих бедных странах не удалось достичь приемлемого уровня роста, стало очевидным, что взгляды Солоу не могут объяснить разни­цу в доходах между странами. Коллега Солоу, другой нобелевский лауреат, Ро­берт Лукас отметил одну из существенных проблем некритичного примене­ния модели Солоу для объяснения разницы в доходах между странами. В США доход на душу населения в пятнадцать раз выше, чем в Индии. По модели Со-лоу, при одинаковой доступности технологий для всех стран такая разница в до­ходах может возникнуть только из-за того, что у американских рабочих больше машин, чем у индийских. На сколько же больше машин должно быть у амери­канских рабочих, чтобы объяснить пятнадцатикратный разрыв в уровне дохо­дов? Поскольку машины не очень важны в качестве составляющей произво­дства, то ответ будет такой: очень на много. Расчеты Лукаса показывают, что на