критикую некоторые шаги, которые мой работодатель предпринял в прошлом. Великолепно, на мой взгляд, что Всемирный банк поощряет стремление назойливых насекомых вроде меня к интеллектуальной свободе и не пресекает внутренних дебатов о политике Всемирного банка.
Во-вторых, я не собираюсь ничего говорить о проблемах окружающей среды. Начиная писать эту книгу, я еще имел такие намерения, однако вскоре обнаружил, что сказать мне особенно нечего. То, как экономический рост влияет на окружающую среду, — важный вопрос, но он — предмет другой книги. Большинство экономистов считают, что любые негативные эффекты роста можно смягчить разумной природоохранной политикой, например принуждением загрязнителей планеты платить за последствия своих действий, и потому мы не должны останавливать экономический рост ради сохранения среды. Это хорошо, потому что остановка в росте была бы крайне опасна для бедных во всем мире, как будет показано в первой главе.
В-третьих, я не пытаюсь охватить все экономические теории роста. За последние пятнадцать лет число таких исследований резко возросло — они стали появляться вслед за ключевыми трудами по этой теме профессора Стэнфорд-ской школы бизнеса Пола Ромера и увлекательными работами нобелевского лауреата Роберта Лукаса. По одним вопросам ученые пока не пришли к единому мнению, зато по другим, как мне кажется, мы к этому близки. Я пытаюсь проследить последовательность усилий экономистов по превращению бедных тропических стран в богатые.
В-четвертых, я ввел в свой рассказ своего рода «интермеццо» — описания повседневной жизни в странах третьего мира. Они располагаются между главами. Это сделано для того, чтобы мы не забывали: за стремлением к росту благосостояния стоят страдания и радости реальных людей, и ради них мы пуска емся на поиски.
ЧАСТЬ I Для чего нужен экономический рост
Я долго занимал должность эксперта по слаборазвитым странам, и все это время главным стимулом к работе для меня служила огромная разница в условиях жизни бедных и богатых людей. Специалистов моего профиля мало интересует само по себе повышение валового внутреннего продукта. Для нас важно прежде всего то, что экономический рост улучшает жизнь бедных и смягчает проблему бедности. Для нас важно то, что люди, становясь богаче, могут есть досыта и покупать больше лекарств для своих детей. В этой главе я приведу данные, которые показывают, как экономический рост способствует борьбе с бедностью.
Когда я вижу, что какой-то ребенок ест, я смотрю на него и жду, а если он не поделится со мной, думаю, что умру от голода.
Десятилетний житель Габона, 1997 г.
Я пишу эту главу в Лахоре — шестимиллионном пакистанском городе. Я здесь в командировке от Всемирного банка. В прошлые выходные я ездил с провожатым в деревню Гулвера, что неподалеку от Лахора. Мы въехали в село по узкой мощеной дороге, но водитель не сбрасывал скорость. Правда, он при тормаживал, когда путь нам пересекало какое-нибудь стадо домашнего скота, что случалось нередко. Скоро дорога превратилась в грязную колею и еще больше сузилась, так что мы едва протискивались между домами. Затем и колея закончилась. Провожатый показал водителю, что теперь лучше свернуть направо, в поле, и там снова вырулить на твердую почву. Страшно было даже подумать, что происходит с этими грунтовыми дорогами в сезон дождей.
Наконец мы добрались до общинного центра Гулверы. Там было несколько мужчин разного возраста (и ни одной женщины, но об этом позже). Пахло навозом. Жители ожидали нас и встретили очень гостеприимно. Все вместе мы прошли в кирпичное здание центра, где последовала процедура приветствия. Каждый мужчина, здороваясь, сжимал правую руку гостя двумя ладонями. Нас рассадили на деревянных скамьях и снабдили подушками, чтобы мы могли откинуться на них или подложить на сиденья. Потом принесли ласси — молоч-но-йогуртовый напиток. На моем стакане пристроился рой мух, но я все равно выпил свою порцию.
Мужчины рассказали нам о деревенской жизни. Всю неделю они работают в поле, а по вечерам приходят сюда, к центру, чтобы поиграть в карты и поболтать. Женщины, по их словам, приходить не могут, поскольку и по вечерам заняты делами. Повсюду жужжали мухи. У многих наших собеседников на ногах виднелись открытые язвы. Большинство были босы, в длинных пыльных одеяниях. Молодой человек по имени Деену производил впечатление главного — он вел себя с каким-то особым достоинством. У входа толпилась стайка детей, внимательно наблюдавших за нами. Только мальчики, ни одной девочки.
Я спросил Деену, в чем состоят основные проблемы их деревни. Он в ответ поделился радостью — шесть месяцев назад в Гулвере провели электричество. Вдумайтесь, каково это — обрести свет после многих поколений, проживших жизнь в темноте. Они гордились также тем, что в деревне есть начальная школа для мальчиков. Но многих важных вещей по-прежнему не хватало: начальной школы для девочек, врача, канализации (отходы сбрасывали в яму с вонючей водой неподалеку от общинного центра), телефонной связи, асфальтированных дорог. Плохие санитарные условия и трудности с оказанием медицинской помощи в деревнях вроде Гулверы объясняют, почему из тысячи младенцев в Пакистане сто умирают, не дожив до года.
Я поинтересовался, можем ли мы посмотреть какой-нибудь дом. Деену отвел нас к своему брату. Мы зашли в строение из грубо выделанного кирпича с земляным полом; под одной крышей располагались две жилые комнаты и хлев для скота. В стену была вмонтирована торфяная печка, рядом с которой сушились груды коровьих лепешек. Тут же стоял ручной насос, подсоединенный к колодцу. Повсюду сновали дети, причем наконец-то мы увидели девочек. Ребята окружили нас и стали разглядывать. Деену сказал, что у его брата семеро детей. У самого Деену было шесть братьев и семь сестер. Все братья жили в той же деревне, а сестры вышли замуж в соседние. Поодаль у стен стояли молчаливые женщины. Их нам не представили.
Понятие «права женщин» в сельской местности Пакистана пока неведомо. Этот факт отражается в мрачной статистике: в Пакистане на 100 женщин приходится 108 мужчин. В богатых странах соотношение обратное, потому что женщины в среднем живут дольше. В Пакистане много тех, кого лауреат Нобелевской премии Амартья Сен назвал «пропавшими женщинами». Они жертвы дискриминации — девочек хуже кормят, им реже и менее качественно оказывают медицинскую помощь. Бывает даже, что новорожденных женского пола убивают. Угнетение женщин иногда принимает жестокие формы. В лахорской газете промелькнула история про человека, который убил сестру, чтобы защитить честь семьи: он подозревал, что у нее незаконный роман.
Гулвера, по виду мирная деревушка, однако я знал, что в сельских районах Пакистана широко распространено насилие. В той же лахорской газете был материал о деревенской междоусобице, в которой члены одной семьи перебили семерых представителей другой. На путешественников нередко нападают грабители и похитители людей.
Мы вернулись к общинному центру. Несколько мальчишек были увлечены игрой, смысл которой в том, что на землю бросают четыре ореха, а пятым их выбивают.
Деену спросил, хотим ли мы остаться на обед. Но мы вежливо отказались (мне не хотелось лишать их и без того скудных запасов) и, попрощавшись, двинулись в обратный путь. Один из деревенских жителей для развлечения проехался с нами немного; по дороге он сообщил, что над нашим обедом тру дились два повара. Мне стало стыдно, что я отказался от приглашения.