Итоги № 36 (2012)

сланцевого газа. Но и этого оказалось достаточно, чтобы изменилась структура рынка.

— Зачем же тогда мы тянем «Южный поток»?

— «Южный поток», как и любой другой, нужен нам в первую очередь для диверсификации маршрутов поставки нефти и газа, а также снятия транзитной проблемы. И, безусловно, для выхода на новые рынки.

— Nord Stream был признан стратегическим газопроводом и выведен из-под действия «третьего энергопакета» ЕС...

— Не весь — одно из ответвлений такого статуса не получило. Сейчас мы ведем переговоры по этому вопросу с еврокомиссаром по энергетике Гюнтером Эттингером. На мой взгляд, ситуация вопиющая: «третий энергопакет» появился уже после того, как Nord Stream был начат и строился. Нет никаких правовых оснований распространять на него действие этого документа.

— Почему процесс создания «газовой ОПЕК» затормозился?

— Вы про Форум стран — экспортеров газа? Ни в коей мере! Сейчас мы готовим материалы спецпредставителю президента по взаимодействию с этой организацией Виктору Зубкову, есть немало интересных идей. На саммите АТЭС будем обсуждать и эти вопросы на двухсторонних встречах.

— Цена на газ для российских потребителей подрастет? Это то, чего ждут западные инвесторы и требуют от нас нормы ВТО.

— ВТО этого не требует. Но на равнодоходность по газу, чтобы стимулировать частные компании, конечно, нужно выходить. Хотя вряд ли это произойдет в ближайший год. К чему резкие движения? Кстати, равнодоходность считается за минусом этой пошлины и затрат на транспортировку. Но я разделяю их желание в другом: иметь ясность на долгосрочную перспективу. Им необходимо знать, какие будут цены на энергоносители, стратегия правительства. Это наша извечная проблема — короткий период планирования. Чем он длиннее, тем больше приток инвестиций.

— Поэтому вы разработали план по развитию электроэнергетики аж до 2030 года?

— Да, и еще семилетний краткосрочный план, который мы сейчас корректируем. Я говорил на одном из совещаний правительства: очень важно, чтобы наши компании — не только государственные, но и частные — имели свои инвестпланы не на три, а на семь лет. Мы не можем их обязать, но если они сами это сделают, то малый или средний бизнес мог бы подстроиться под эти программы. Можно предлагать инновации и новые технологии, только когда уверен, что та или иная крупная компания заинтересована и выделяет на это деньги. Разработка технологии занимает минимум два-три года.

— Откуда появилась цифра 30 триллионов рублей на развитие российского ТЭК? Кто их даст?

— Мы взяли инвестпрограммы наших энергетических компаний, сложили и получили эту цифру. Сейчас на ТЭК тратится порядка 70—80 миллиардов долларов ежегодно, значит, из расчета на 10 лет прирост должен составить порядка 300 миллиардов. Другое дело, что триллион долларов — это больше половины ВВП страны. И надо эти средства не «проесть», а влить в те самые новые разработки и технологии. Нужна отдача. А деньги будут и частные, и государственные — в зависимости от вида собственности компании.

— Как идет координация действий между Минэнерго, правительственной и президентской комиссией по ТЭК?

— Президентская комиссия занята разработкой стратегических задач, она так и называется. Правительственная нацелена на решение прежде всего оперативных, текущих вопросов. У Минэнерго есть полномочия, есть сфера нашей ответственности. Вот в этих рамках мы и взаимодействуем.

Высокобюджетное кино / Политика и экономика / Что почем

Высокобюджетное кино

/  Политика и экономика /  Что почем

 

500 рублей  — таков средний штраф за нарушение правил дорожного движения, зафиксированное автоматическими комплексами в Москве. Всего за семь месяцев текущего года «письма счастья» получили более миллиона с четвертью автомобилистов, а общая стоимость выкрутасов на дороге превысила 612 миллионов рублей.