sound). Обращаясь к английскому губернатору, делегаты коренных жителей Америки напоминали о своей лояльности и об угрозе, которая нависла над ними: «ложными посулами вы вовлекли нас в свой конфликт, а теперь оставляете нас наедине с нашими бедами, вы как овцы бежите от своих врагов и советуете нам искать мира с теми самыми людьми, презирать которых вы нас научили» [967]. Представители племен просили напоследок хотя бы обеспечить их оружием и боеприпасами, одновременно заявляя, что скорее покинут страну вместе с англичанами и лоялистами, чем согласятся жить под властью американских поселенцев и испанцев (последним по мирному договору возвращена была Флорида). Однако ради добрых отношений с бывшими противниками в Лондоне решились пожертвовать интересами своих верных сторонников.
Лоялисты получили возможность переселиться на север, в канадские земли, оставшиеся под контролем Лондона. Вопреки ожиданиям многих сторонников американской независимости, Канада на протяжении всей войны оставалась для британцев спокойным тылом. Малочисленные французские поселенцы нуждались в поддержке государства для того чтобы защитить себя от индейцев и не имели политической силы, чтобы сделать это самостоятельно. А производимые ими товары имели ценность только в том случае, если им был гарантирован сбыт на европейском рынке. Поэтому они обречены были стать лояльными британскими поданными точно так же, как были раньше верными подданными французской монархии. В свою очередь британские власти стремились урегулировать отношения с индейцами за счет взаимных уступок и гарантий — не из гуманных соображений, а потому что им так было дешевле и проще. Французские поселенцы быстро обнаружили, что английские купцы открывают перед ними новые рынки сбыта. «Квебек был теперь частью британской торговой системы, которая создавала больше возможностей, чем старая французская империя»[968]. Массовое переселение лоялистов из отделившихся колоний Новой Англии закрепило связь Канады с Британией. Даже Вудро Вильсон в весьма патриотической «Истории американского народа» вынужден признать, что сразу же после обретения независимости, победители начали репрессии против своих политических противников, а бегство из нового государства приняло массовый характер: «Тысячи и тысячи людей направлялись в Нью-Йорк, надеясь спастись там под защитой британского оружия»[969]. Английская администрация, сохранявшая контроль над городом, вынуждена была организовать их эвакуацию. «Больше двадцати девяти тысяч беженцев (включая три тысячи негров) бежали в Канаду из одного только штата Нью-Йорк в течение этого драматичного и сумбурного 1783 года»[970]. Массовая эмиграция имела место и в других штатах. «Просто поразительно» (amazing), замечает Найл Фергюсон, что «столько народу проголосовало ногами против американской независимости»[971]. По английским данным, более 40 тысяч лоялистов, расселились в провинциях Онтарио, Новая Шотландия (Nova Scotia) и Нью-Брансуик (New Brunswick), создав в этих заросших лесом пустынных местах «приятные фермы, процветающие деревни и города»[972].
В итоге американская революция породила «не одну, а две нации» [973]. Канада, сохранившая верность короне, оказалась ее порождением не в меньшей степени, чем отделившиеся от Англии Соединенные Штаты.
Оценивая итоги второго Парижского мира, Кембриджская история британской внешней политики констатирует: «Если сравнивать его с Парижским миром 1763 года, итоги которого Франция и Испания стремились пересмотреть, новый договор, конечно, свидетельствует о поражении Британии и фиксирует ее потери. Однако не следует упускать из виду, что все территории, уступленные европейским соперникам Англии, были у них же захвачены в предыдущих войнах, а большую часть приобретений 1763 года удалось сохранить»[974].
Брендан Симмс уверен, что поражение Лондона в борьбе за американские колонии было вызвано недооценкой проблем, существовавших в Европе. Действительно, Британия оказалась в изоляции, а потом вынуждена была бороться одновременно почти против всех ведущих держав — Франции, Испании, Голландии, а Россия, Австрия и Пруссия заняли позицию нейтралитета, который грозил обернуться противостоянием с Англией.
Однако эта катастрофа вызвана не отсутствием внимания к европейским делам, а непониманием угрозы, назревавшей в Америке. Колонии втянули Лондон в Семилетнюю войну, которую британцам пришлось вести в крайне невыгодной ситуации, эти же колонии спустя 20 лет спровоцировали новую войну, ее в Лондоне не ждали и к ней не готовились — ни в военном, ни в дипломатическом отношении.
Английская дипломатия, крайне эффективная во всех остальных ситуациях, неизменно давала сбой тогда, когда в дело вмешивались американские колонии. Здесь нет ничего удивительного. Колонии воспринимались в Лондоне как проблема, но не угроза. А в 1760-е и 1770-е годы колониальный конфликт трактовался как продолжение внутреннего и потому вообще не рассматривался в контексте внешней политики, до тех пор пока колонисты не обратились за помощью к Франции. Разумеется, некоторые внутренние проблемы Британии приобретали интернациональный характер, но это были дела совершенно иного рода, например — проблема Ирландии.
В Лондоне не ждали, что в колониях дойдет до вооруженной борьбы. Еще большей неожиданностью для английских политиков было то, что лидеры колонистов с легкостью нашли себе союзников в Европе. Прежде внутренними врагами, объединявшимися с врагами внешними, были для британской буржуазной монархии традиционалисты — католики и якобиты, сторонники свергнутой династии Стюартов. То были противники либерально-буржуазного режима, и вполне логично, что они привлекали на свою сторону абсолютистскую Европу. Но то, что такую же позицию займут американские либералы, ссылающиеся на принципы британской конституции, к этому в Лондоне готовы не были. Хотя в своем прагматизме отцы- основатели Соединенных Штатов были всего лишь достойными учениками британских вигов, которые тоже были готовы, несмотря на свой либерализм, сотрудничать с любыми, самыми авторитарными континентальными режимами, если находили это выгодным.
Сразу же после подписания Парижского мира Англия и США взялись за разработку коммерческого договора, который должен был воплотить в жизнь «семейное примирение между двумя нациями» (family compact between two nations)[975]. Однако между ними оставалось слишком много нерешенных проблем. Пограничные конфликты между новой независимой Америкой и британской Канадой на первых порах возникали постоянно. Индейцы, сопротивлявшиеся движению американских колонистов на Запад, получали некоторое количество оружия и боеприпасов в обмен на меха от канадских купцов, которые, впрочем, руководствовались не политическими, а коммерческими соображениями.
Отделившись от Британии политически, американская буржуазия сразу же начала настаивать на сохранении хотя бы частично привилегий и позиций, которые она ранее имела в Британии и в других странах, когда американцы еще являлись подданными короны. Английский правящий класс был вполне готов пойти навстречу своим недавним противникам, не забывая, однако, напоминать, что провозгласив независимость, они сами лишили себя всех прежних прав: «ведь если они требуют режима наибольшего благоприятствования, то пусть будут благодарны нашему либерализму и доброжелательности и не надеются, будто мы пожертвуем ради них хоть толикой морской и торговой мощи Великобритании»[976].
После отставки графа Шелборна правительство Виллиама Питта (William Pitt) в Лондоне продолжало тот же курс на примирение. Еще 1781 году был принят «Билль о взаимодействии с Америкой» (American Intercourse Bill), который делал для кораблей еще не признанных Соединенных Штатов исключение из Навигационных актов, что резко облегчило торговлю американцев с Вест-Индией. Если в преддверии независимости 13 колоний и острова Вест-Индии поглощали 37 % британского экспорта, то в 1797–1798 годах — уже 57 %[977]. Поскольку главная забота английской буржуазии состояла не в сохранении суверенитета, а в удержании своих позиций на рынке бывших колоний, Лондон готов был идти ради этого практически на любые уступки в вопросах законодательства.
«Вторая Британская империя», начало которой было положено отделением Соединенных Штатов, отнюдь не страдала от недостатка территории. В дополнение к бескрайним просторам Канады, доступным для колонизации на Западе, владения британской короны пополнились за счет открытия Австралии.
