Обширная территория этого континента, как и Новая Зеландия, рассматривалась в Лондоне в качестве замены потерянным американским колониям. Тем временем завоевание Бенгалии открывало новые перспективы на Востоке. Однако новая империя должна была строиться в значительной мере заново, по другим принципам, чем прежняя, и на основе уроков, которые еще предстояло извлечь из событий Американской революции. Политическая и экономическая организация империи после 1781 года радикально изменилась. Канаде, Австралии и другим самоуправляющимся колониям, а позднее и Индии, был гарантирован налоговый суверенитет, исключавший повторение конфликтов, подобных спору о гербовом сборе 1765 года, но одновременно принимались меры, направленные на укрепление политической связи колоний с метрополией. Расширяя свою империю по всей планете, британский правящий класс заботился о том, чтобы ни одна из «белых колоний» (позднее превратившихся в доминионы) не стала экономически слишком сильной и самодостаточной, в то же время всячески поощряя их взаимосвязи и взаимозависимость — империя оказывалась скреплена уже не только «по вертикали» (отношениями между «центром» и «регионами»), но и «по горизонтали».
В самой Америке завершение войны знаменовалось новым всплеском общественных конфликтов и политическими изменениями. Победа колониальных элит в борьбе против Англии была достигнута ценой социальных и политических уступок, позволивших сформировать вокруг движения за независимость широкий блок общественных сил, интересы которых далеко не во всем совпадали. Больше того, для низов американского общества независимость была ценна не как таковая, а прежде всего как возможность повысить свой вес и заставить считаться с собой, преодолев олигархический характер британской политики. Однако уже к концу войны за независимость важнейшей заботой американских элит стала не борьба с бывшей метрополией, а удержание под контролем собственных низов. В условиях, когда между враждующими сторонами практически не было военных действий, подавление мятежей в рядах собственных войск требовало гораздо больше внимания американских элит, чем угасающая война.
Ситуация лишь усугубилась после подписания мира. Америка переживала экономический кризис. Производство и торговля получивших независимость Соединенных Штатов нуждались в кредитах, которые банки бывшей метрополии охотно готовы были предоставить, стремясь сохранить там свои позиции. Но американская сторона настаивала на еще больших уступках, одновременно не слишком тщательно выполняя собственные обязательства[978]. В результате торговое соглашение так и не было подписано вплоть до 1791 года, когда разразившаяся война между Англией и революционной Францией вновь осложнила ситуацию на американском континенте. Только в 1794 году, когда возникла опасность для американской торговли с французскими колониями, было наконец подписано экономическое соглашение. Обе стороны предоставили друг другу режим наибольшего благоприятствования в торговле, Навигационный акт не распространялся на американские суда, прибывавшие в порты, принадлежавшие британской империи на территории Европы и Индии. В случае войны между двумя сторонами договор гарантировал неприкосновенность частной собственности, более того, «купцы получат возможность продолжать свою торговлю, даже если две нации будут находиться в состоянии войны»[979]. Американская сторона перестала требовать компенсации за освобожденных англичанами черных рабов или их возвращения. Английские войска оставались на территории США вплоть до 1796 года, когда они наконец покинули все занимаемые ими форты.
В Америке окончание войны знаменовалось кризисом, приведшим к расколу социального блока, одержавшего победу в борьбе за независимость. Торговая буржуазия стремилась как можно скорее восстановить отношения с Британией, но несмотря на многочисленные уступки Лондона, не могла рассчитывать в полном объеме на прежние привилегии. Английская буржуазия, лишившись колоний, одновременно сняла с себя и расходы по их поддержке, сохранив для американцев торговые привилегии ровно в той мере, в какой это способствовало сохранению позиций самих англичан на американском рынке. Британские партнеры требовали оплаты всех товаров серебром по международным ценам, а Королевский флот отказывался прикрывать иностранные, с некоторых пор, купеческие суда в нейтральных водах. Доступ к кредиту резко сократился, а кредит стал дороже.
В свою очередь крупный бизнес в Америке старался компенсировать потери, переложив их бремя на фермеров и прочую мелкую буржуазию — на тот самый «народ», благодаря поддержке которого война была выиграна. Иными словами, материальное положение масс с окончанием военного конфликта не только не улучшилось, а напротив, ухудшилось. Фермеры разорялись под тяжестью долгов и налогов. Рабочие, ремесленники и крестьяне Новой Англии неожиданно для себя обнаружили, что новый демократический порядок, установленный «своей» буржуазией, может оказаться хуже иностранного гнета. В 1786–1787 годах произошло восстание в Массачусетсе, во главе которого встал ветеран войны за независимость Даниел Шейс (Daniel Shays)[980]. Отцы-основатели ответили на выступление низов настоящим всплеском классовой ненависти. Сэмюэл Адамс (Samuel Adams), отличившийся в послевоенные годы последовательной и решительной защитой интересов рабовладельческого Юга, обвинил восставших в связях с иностранцами и увидел за их спиной «британских эмиссаров». Он требовал в связи с восстанием Шейса отмены неприкосновенности личности (habeas corpus), настаивая, что только сопротивление монархии является благородным делом, а вооруженное выступление против республики должно караться смертью[981]. Джеймс Мэдисон (James Madison) высказывался в том же духе: «Злоупотребление свободой не менее опасно, чем злоупотребление властью»[982].
Ответом элиты на восстание Шейса были не только репрессии, но и изменение государственного устройства Америки. Статьи Конфедерации были заменены новой Конституцией Соединенных Штатов, усиливавшей центральное правительство. Политический контроль вернулся в руки привилегированных социальных слоев, которые чуть было не утратили его в ходе войны с Англией. Тем самым американская буржуазия успешно совершила свой собственный термидорианский переворот еще до того, как началась французская революция, которой мы обязаны этим термином и другими соответствующими понятиями.
Французская революция вызвала разногласия среди американской элиты, напугав Вашингтона, Гамильтона (Hamilton) и умеренных федералистов, возмущавшихся царящим во Франции насилием и неуважением к правам собственности. Более осторожный в оценках Джефферсон, соглашаясь с этой оценкой, призывал помнить, что все это — не более, чем «печальный, но непродолжительный эпизод в истории победоносной глобальной революции» (lamentable but passing chapter in a larger history of triumphant global revolution)[983].
Успехи революционных армий Франции, а затем победоносное расширение империи Наполеона, напугав руководство США, заставили его сблизиться с Британией. Однако проанглийская политика Гамильтона была уравновешена французской сговорчивостью. Уступив Луизиану Соединенным Штатам, французский император поступил в высшей степени дальновидно: он не только получал от американцев остро необходимые ему деньги, но и избавлялся от заморской территории, которую после катастрофы под Трафальгаром его флот не мог эффективно защищать, с которой не было ни постоянной связи, ни торговли. В свою очередь для США открывалась возможность дальнейшей экспансии на юго-запад, в которой были заинтересованы прежде всего умеренные лидеры рабовладельческого Юга. После покупки Луизианы в Вашингтоне решительно меняют внешнеполитическую ориентацию. В условиях, когда война с республиканской и затем наполеоновской Францией требовала растущего напряжения сил, в Лондоне все меньше внимания уделяли событиям в Новом Свете, где зрели семена нового конфликта. Продолжающееся сопротивление индейцев было одним из факторов, подтолкнувших Соединенные Штаты к вторжению в Канаду. В 1812 году, когда империя Наполеона, казалось, достигла наибольшего могущества, а французские армии двигались для решающей схватки с Веллингтоном в Испании и с фельдмаршалом Кутузовым в России, американские войска напали на Канаду, пытаясь отторгнуть эту оставшуюся беззащитной британскую колонию. Английские силы не превышали 4000 человек, так что исход дела казался предрешенным. Однако канадские ополчения быстро остудили пыл нападавших. Французская милиция нанесла американцам поражения при Шатогье (Chateauguay) и Лаколле (Lacolle). Война Англии с Наполеоном не только не ослабила лояльность франкоязычных подданных Лондона, но наоборот, укрепила их связь с Англией. Консервативный аграрный и насквозь католический Квебек не принял французскую революцию. Часть англоязычных поселенцев в британских владениях, напротив, отказывалась браться за оружие против американцев. Впрочем, в Новой Англии по той же причине милиция отказывалась идти
