демократической партии, теперь он готов был выйти из нее, во имя все тех же принципов, которые некогда заставили его в эту партию вступить.
Выборы в земельный парламент состоялись 22 мая в самый разгар подготовки к референдуму по проекту Европейской Конституции, проводившемуся во Франции и Голландии. Не прошло и месяца, как французы и голландцы отвергли конституционный проект, за который дружно агитировали политики всех ведущих партий. Затем саммит Европейского Союза не сумел принять бюджет. Интеграционный проект оказался в кризисе.
Это выглядело странным на фоне оптимистических Прогнозов, которые годами обрушивали на обывателя средства массовой информации и аналитические центры. Политическая авария произошла на фоне многочисленных экономических и социальных проблем, которые лидеры Союза много лет тщательно и любовно создавали. Правда, создавали они проблемы не для себя, а для своих граждан, старательно угождая банкирам, транснациональным корпорациям и бюрократии, расплодившейся до таких Масштабов, что кошмары Франца Кафки кажутся милой детской сказочкой.
Со времен Маастрихтского договора 1992 года каждый новый шаг в сторону интеграции сопровождался возрастающим сопротивлением жителей континента, но всякий раз правящим классам удавалось это сопротивление сломить. Теперь, однако, недовольство достигло критического порога Переступить его оказывалось невозможно без прямого и открытого отказа от институтов буржуазной демократии.
Комментаторы, выражающие точку зрения правящего класса, после некоторого замешательства все же придумали удобное для власть имущих объяснение. Народ во Франции и Голландии проголосовал против «польского сантехника» и его восточноевропейских коллег, которые «понаехали тут» после расширения Евросоюза. А заодно – против присоединения Турции к единой Европе. Испугались за свои рабочие места, поддались расистским предрассудкам. В общем, население глупое, отсталое, эгоистичное, насквозь зараженное ксенофобией. А элиты – просвещенные и гуманные.
Самое печальное, что подобные рассуждения можно услышать от крайних левых не реже, чем от либеральных правых. Когда, критикуя Шредера, Оскар Лафонтен упомянул, что немецкие рабочие теряют свои места из-за социального демпинга, связанного с ввозом дешевой рабочей силы, это вызвало бурю протестов на левом фланге.[319] Дискуссия свелась к чисто филологическому вопросу: имел ли политик право употреблять слово Fremdarbeiter, которое использовалось в нацистской , Германии для обозначения людей, привезенных в рейх для подневольного труда.
На Лафонтена обрушился поток обвинений, причем с поразительным единодушием, против него выступили и либеральные «зеленые» из «Tageszeitung», различные троцкистские секты и даже берлинская русскоязычная «Еврейская газета».[320] Если не считать прессы, близкой к ПДС, защищала политика из Саара только газета «Junge Welt», обычно не щадившая демократических социалистов. В данном случае, однако, «Junge Welt» вновь пошла против течения, напомнив, что в основе левой идеологии лежит все же не либеральная политкорректность, а интернационализм трудящихся. Левые должны решить, кто они: борцы против системы или лоббисты, отстаивающие культурные права этнических меньшинств? Политкорректные левые «в мелочах правы», но забывают главное – «интересы рабочего класса».[321] Поощрение иммиграции (и раздувание возникающих на этой почве конфликтов) является инструментом социального демпинга со стороны буржуазии. Защита прав меньшинств необходима, но точно так же необходима и защита права на труд. А поощрение иммиграции само по себе в условиях неолиберального капитализма выгодно лишь тем, кто хочет заменить высокооплачиваемых и организованных в профсоюзы немецких рабочих бесправными и социально менее опасными иностранцами.
По сути, термин Fremdarbeiter, пожалуй, вполне точно отражает статус польских и других восточноевропейских рабочих, которых в соответствии с новыми правилами Евросоюза можно теперь импортировать на Запад, не обеспечивая им ни условий труда, ни уровня заработной платы, соответствующих местным законам. По решению брюссельских бюрократов, восточноевропейские фирмы могут привозить своих сотрудников как бы на основе экстерриториальности. Им выплачивается зарплата по нормам Восточной Европы (в 5—10 раз меньше минимальной зарплаты, установленной законом для Запада), налоги начисляются (или не начисляются) в своей стране, то же относится к требованиям техники безопасности, социального страхования и т.д. Люди становятся в буквальном смысле товаром, находятся фактически на казарменном положении. Так ли это отличается от положения Fremdarbeiter'ов во времена нацизма? Разница лишь в том, что при Гитлере дешевую рабочую силу привозили, чтобы занять опустевшие из-за войны рабочие места, а сейчас – для того, чтобы подорвать позиции европейского рабочего класса, дезорганизовать профсоюзы, снизить зарплату.
Вскоре после французского референдума журнал «Newsweek» выступил с программной статьей, где объяснялись преимущества, связанные с расширением единой Европы. Выходцы из Восточной Европы необходимы на Западе, чтобы «удовлетворить на ближайшее время потребность в дешевой рабочей силе».[322] После того, как восточноевропейские ресурсы иссякнут, их заменят еще более дешевые турки.
Мигранты могут, объясняли нам, делать «работу, которая является грязной, опасной или трудной».[323] Но не только. В качестве примера обоюдовыгодной интеграции журнал приводил рынок медицинских услуг в Великобритании. Здесь не хватает около 600 тысяч сотрудников. Большая часть этих рабочих мест будет занята выходцами из Польши, Литвы и других стран, недавно вступивших в Европейский Союз. Точно так же на Западе активно ждут высококвалифицированных и хорошо обученных специалистов в целом ряде других отраслей.
В то время как публиковались эти оптимистические прогнозы, литовская и польская пресса сообщала о катастрофической ситуации, возникшей в медицинской системе из-за массового оттока кадров. Вне всякого сомнения, уезжали лучшие, наиболее подготовленные специалисты, причем для того, чтобы Занять на Западе самые дешевые, невыгодные рабочие места. Сотрудник аппарата Европейского парламента Стив Мак-Гиффен в исследовании, посвященном итогам континентальной интеграции, отмечает, что одной из важнейших проблем, с которыми сталкиваются посткоммунистические страны, вступившие в ЕС, становится утечка мозгов. Обещанная Западом материальная помощь новым членам сообщества оказалась многократно ниже, чем те надеялись. В конечном счете, вступление в Евросоюз «привело не к ожидавшемуся росту благосостояния, а напротив, к затяжному экономическому упадку, который обрекал постоянно растущую часть населения на бедность и маргинализацию». [324] Одновременно, впрочем, усилилось социальное расслоение в самих восточных странах, увеличился разрыв между меньшинством, которое в европейские структуры «вписывается», и большинством, у которого нет на это никаких шансов. Социальное размежевание усугублялось и в Западной Европе.
На практике, впрочем, вопрос не сводится к перемещению рабочей силы из одной части Европы в другую. Резкая нехватка медицинского персонала в Великобритании была связана не с тем, что англичане и шотландцы вдруг потеряли желание работать докторами и медсестрами, а с многолетним недофинансированием отрасли, с ухудшением условий труда и снижением реальной заработной платы. Иными словами, иммигранты из «новых стран» Евросоюза были необходимы правительствам и буржуазии «старых» стран, чтобы удерживать заработную плату на минимальном уровне, а по возможности – еще и понизить ее. Поощрение иммиграции являлось совершенно четкой стратегией правящего класса, направленной против жизненных интересов массы трудящихся – как на Западе, так и на Востоке.
Расширение Евросоюза на Восток является частью общей неолиберальной стратегии правящих классов. Не выдерживает никакой критики и привычное сравнение ситуации начала XXI века с тем, что происходило в конце 1970-х годов, когда Евросоюз пополнился группой средиземноморских стран. Дело не только в том, что разрыв в уровне жизни и размерах заработной платы между средиземноморскими странами и Северной Европой был куда меньшим, нежели аналогичный разрыв между «старой» и «новой» Европой в 2000-е годы. В 1970-е годы; Западная Европа еще не сталкивалась с феноменом массовой хронической безработицы, а привлечение мигрантов из Испании, Греции и Португалии действительно было связано с нехваткой рабочих рук. Напротив, в начале XXI века в западных странах образовалась огромная «резервная армия труда». Иными словами, проблема состояла не в том, что западные европейцы не хотели или не могли работать на тех или иных местах, а в том, что предприниматели не желали платить. Все
