очередь, конечно, артиллерийского, но и остальное упускать не следует. Командующий ополчением – человек старательный, он даже повоевал немного, однако водить такие обозы в дальние походы ему не приходилось, как и коменданту лагеря. Пушки все же не масло и не сыр… Я обязан присмотреть. Давай ты полежишь, а я к обеду вернусь.
– Тебя поймает Ульрих-Бертольд, а мараги найдут еще одну «герцогиню»…
– «Графиню», милая, «графиню». У этой мортиры очень бурное прошлое, и она в самом деле будет полезна при осаде Мариенбурга, я уже все продумал. Ты только представь…
– И не подумаю! – Нареченная Юлианой поцеловала супруга и разняла руки. – Не волнуйся, наша девочка за мной и своим будущим братиком присмотрит… Мелхен, ты ведь позаботишься о нас с… Курт, ты уезжаешь, а мы так и не решили с именем!
– Потому что будет Юлиана. Мелхен, ты позаботишься о сестричке и… «Роскошной»?
– Да, – пообещала Мэллит, хоть и не хотела выходить к марагам, ведь с ними надо было говорить так, чтобы никого не удивить. Это утомляло до головной боли, а сегодняшний день у девушки к тому же был лунным.
– Курт, подожди… Мы очень быстро, только сменим Мелхен ленту. Ты ведь нас подождешь?
– Да, родная.
– Мелхен, – шепнула роскошная по дороге в супружескую спальню, – я не верила, что Курт согласится, но так хотелось, так хотелось…
– Но ведь нареченный Куртом воин!
– Он – лучший артиллерист Талига… А ведь мараги думают, что ты наша дочь, Курту это так нравится… Ага, вот эта лента, я же помню, что я ее все-таки купила… Но тебе надо побольше гулять и пить молока, пока мы здесь, и воды, когда мы приедем домой. Сила наших мужчин и красота наших женщин в горной воде…
Мэллит смотрела на ленту – зеленая и широкая, на концах она была расшита жемчугом.
2
Ощетинившийся алебардами строй ближе и ближе. Полсотни шагов, и, если не отвернуть, в конскую грудь вонзятся широкие отточенные наконечники. Ну, это если держащие их вояки не разбегутся, хотя… Надо отдать должное марагской пехоте, духа ей не занимать, а в этот раз они еще и смогли развернуться навстречу атакующей кавалерии, почти не нарушив рядов, и даже вовремя.
– Всё! – За неимением горниста Чарльз пальнул из пистолета, и драгуны, повинуясь сигналу, принялись заворачивать коней, чуть-чуть не доскакав до бравых сыроваров. Кавалерийская атака, пятая за утро, завершилась, начиналось нечто куда более страшное, по крайней мере для ополченцев.
– Я фам тафал орушие или лопаты? – Трубный глас по-прежнему недовольного своими подопечными Катершванца перекрывает прочие звуки, благо таковых немного: народ от праздников успел малость приустать и на поле не спешил. – Фам нушны терефяшки фместо алебард и сырные голофы на палках фместо фрагоф! Пфе! Я не шелаю претъяфлять такое убошество маршалу. Отпрафляйтесь к луше пырять шаб!.. Фы…
– Что-то наша гордость и краса добреет, – заметил Бертольд. – Ругается хоть и громко, но как-то не ядовито.
– Ну, такое старание грех не оценить, да и успехи, хоть и маленькие, налицо.
– Ты только дедушке это ненароком не скажи – зашибет.
– Делать мне нечего…
– Сейчас будет.
Приятель не сомневался, что все идет к очередной атаке, Чарльз был с ним согласен, но Ульрих- Бертольд, еще немного поругавшись, глянул на солнце, на своих потупившихся питомцев и объявил:
– Полтшаса оттыхать! Тесятники и сотники ко мне. Трагуны телают што шелают, но талеко не ухотят!
– Мой великий полутезка, – Бертольд чихнул и развалился на изрядно помятой травке, – предан своим штудиям, как Вейзель своей… артиллерии.
– Больше, – откликнулся Чарльз. – Наш барон не женат.
– Я знаю. Он каждый год меняет завещание, выбирая из родичей самого достойного, которому завещает всё и шестопер. Сейчас это Йоганн, он теперь тоже один и, если будет стараться, насобачится вышибать мозги по старинке.
– А то он не умеет? – Чарльз пошевелил рукой привядший клевер, по детской привычке выискивая «счастливый» листик. Ополченцы, те, кто не повалился, где стоял, и не разбрелся, с истинно солдатским удовольствием слушали, как старшее начальство чихвостит младшее. Светило солнце, над клевером витало грозное «пфе», но Давенпорта упорно клонило в сон. Вчера свободные от дозоров кавалеристы повеселились на славу, но вслед за ночью пришло утро. Йоганн, приоткрыв правый глаз, заявил, что лучше его потом побьет грозный родственник, чем он оторвет голову от подушки сейчас. Чарльз едва не последовал дурному примеру, но другой возможности повидать Мелхен могло и не случиться. Пришлось вставать, выводить драгун и отправляться на поле в обществе променявшего пиво на девицу и потому омерзительно бодрого приятеля. В седле было еще ничего, но стоило капитану слезть с коня, и на него накинулись оголодавшие сплюшцы.
– Сегодня Катершванц не так мучается, как вчера. – Бертольд перевернулся на живот и принялся жевать травинку. – Вразумлять полтысячи сыроделов все же проще, чем тысячу. Согласись, нашу атаку они встретили сносно.
– Да ну их… – отмахнулся, закрывая глаза, Чарльз. – И тебя тоже. Надоели.
3
Нареченный Куртом проверял обозы, и мараги сопровождали его, как правнуки Кабиоховы сопровождают достославного из достославных. Они шли от повозки к повозке и от палатки к палатке. Роскошная опиралась о руку любимого; Мэллит вел нареченный Абелем, гоганни называла его «господин Трогге». Дорога не была длинна, но к генералу Вейзелю часто подходили и спрашивали, и он останавливался, чтобы выслушать и дать совет.
– «Графиня» будет отставать, – говорил он. – Лучше впрячь не лошадей, а волов, и отправить ее с продовольственным обозом. Осада Мариенбурга…
– Комендант тут? Мне коменданта надо… Вот сейчас и надо!..
– Кто меня ищет? – Господин Трогге завертел головой и увидел чрезмерно обильную в переднике и чепце. – Ты, Берта?
– Кто ж еще? Скажите вашим помощничкам, что они совсем сдурели! Это где же видано, чтоб капустняк без свежего жира, без перца, и сметана жидкая, как молочишко какое?! Такая бурда в рот и с дороги не полезет, не то что в дорогу, а скажут, скажут, что мамаша Берта то ли перепила, то ли своровала… Да я ж от такого позора…
– Погоди…
– Сами годите! Как варить, так мамаша Берта, мамаша Берта, а как провиант выдать, так «погоди»…
– Капустняк? – Нареченная Юлианой слышала то, что нельзя было не слышать. – Что с ним не так?
– А то, госпожа генеральша, – чрезмерная быстро повернулась к роскошной, – что из таких харчей сам Создатель только бурду и сварит… Позор один! Ни жира, ни перца, ни…
– Гусиную солонину вымочили уже?
– По четвертому заходу. И капусту порубили. Стала б я при немоченой солонине…
– Тише. – Юлиана положила руку на плечо гневной. – Наш сегодняшний капустняк запомнят надолго. Мелхен, Берта говорит о местном супе из соленой гусятины с квашеной капустой. Это питательно и очень вкусно, но с твоими травами будет еще лучше! Курт, мы с Мелхен поможем стряпухам.
– Конечно, дорогая… Береги себя. Господа, вы напрасно думаете, что подобным образом закрепленные цепи…
– Вы только дать велите что положено, а уж мы сготовим… Да такого капустняка, как у матушки Берты…
– Господин Трогге, – велела роскошная, – отправьте с Бертой капрала позлее. Эти интенданты всегда так, если не воруют, то скаредничают. Мелхен, что ты знаешь о гусиных супах?
