– Благодарю вас.
Он не мог не попробовать, но теперь все. Теперь забыть. Пока армию не догонит «фульгат» с неизбежным письмом.
– Я твою кровь не найду. – Покойная сочувственно насупилась. – Не увижу… Если б вы с нашей козулькой успели…
– Зоя!..
– А ты, малявка, не вмешивайся, у тебя все на носишке написано…
– Капитан Гастаки, я был бы вам признателен, если б вы рассказали о нашей встрече чрезмерно «горячему» Валме. Его вы найти можете?
– Сейчас плохие пути и много старого холода. Везде. Глаза выедает. Мы мало ходим и не видим чужих, а он не наш. Очень не наш. Я сюда едва пролезла, чуть без шкуры не осталась! Из-за нее все! Остывать задумала…
И здесь никакого проку, только знание, которым не поделишься, а тянуть и дальше нельзя. Ты долго шел за Рокэ, и дорога остается прежней. Да, Грато не стать Моро, кто же спорит, но Моро втравили в чужие делишки и прикончили, а Грато бегает, вот и ты поскачешь. Излом – твой барьер, и хорошо, что ты вовремя взнуздал свою армию и при желании в считаные дни подомнешь Западную. Если ее еще не разбили, само собой.
– Я благодарен вам, сударыня, за то, что вы уделили мне время. Итак, вы полагаете, что Оллария погибает и что-то предпринимать бессмысленно. В городе происходит нечто, неприемлемое для мертвых и опасное для живых, которых вы зовете «горячими».
– Нам туда не пройти, а вам поздно. Вы остынете в свой срок, если не тронете. Здесь чисто, здесь далеко…
– Значит, что делать, вы не знаете, а ваш супруг не только не знает, но и не хочет вмешиваться?
– Он устал, он был оскорблен. Горячие его отвергли, и мой рыцарь услышал Ее. Меня призвала любовь, но такие вот, – капитанский палец ткнул в сторону, видимо, все же падчерицы, – не должны… раньше времени и в грязи. Не тяните, нельзя сейчас тянуть…
– Зоя… – Госпожа Арамона отпихнула дочь и что-то торопливо зашептала своей гостье, тесня ее в глубь комнаты. Пора было уходить, но эту безумную встречу назло всему и закончить надо безумно и… достойно. Знакомство, конечно, дикое, но он сам его добивался. Лионель с улыбкой шагнул к выходцу. Любопытно, он угадает, или Рокэ с этой дамой попрощался иначе?
– Был счастлив познакомиться, надеюсь, мы еще увидимся. Вашу руку, сударыня!
Она протянула, и маршал коснулся губами чего-то прохладного, чуть влажного, не живого, но и трупом, мясом, гнилью не являвшегося. Капитан Гастаки облизнула губы и нахмурилась.
– Отвернитесь, – тихонько подсказала Селина и наконец выпустила его руку. – Всё…
Но это было не всё, потому что раздался резкий стук в дверь. Госпожа Арамона живо обернулась к дочери:
– Иди к себе и выпусти кота.
Черно-белый котяра и маркграфиня вошли одновременно. Ли неторопливо поднялся с кресла, в которое успел сесть. Фрида была безукоризненно одета и безукоризненно вежлива.
– Госпожа Арамона, я узнала, что вам стало плохо. Прислать вам лекаря?
– О нет, – рекомая госпожа сделала реверанс, – вы так добры к нам, но мне уже хорошо.
– Госпожа Арамона не только смогла выдержать мое присутствие, – Лионель счел правильным улыбнуться, – но и сможет выдержать дорогу. Послезавтра на рассвете мы выезжаем.
– Вот как?
– Непредвиденные обстоятельства. Сударыня, вы окажете мне честь и позволите вас проводить до ваших покоев?
Будь Фрида из той же корзины, что и Дженнифер Рокслей, он нажил бы врага, но не доставить маркграфиню к дверям супружеской спальни Ли просто не мог, как не мог в свое время не втиснуть королеву Алису в рамочку с розовыми лебедями. Как не мог не поцеловать руку Зое Гастаки и смириться с тем, что творится на севере, на Изломе, на душе.
6
Площадь святой Августы с не дававшим Роберу покоя спуском к Перекатному осталась позади. Пока изрядно удлинившийся за время движения караван полз через площадь, от реки доносилась непрекращающаяся пальба. Заречные бесноватые рвались через мост, Блор их не пускал.
– Жильбер, к Гедлеру, – велел Эпинэ, когда у перекрестка остались только он с немногочисленной свитой, алаты да упавший с какого-то воза и никем не подобранный тюк. – Пусть поджигает.
Адъютант умчался, Иноходец кивнул витязям Карои и пустил Дракко вдоль колонны, лавируя среди бредущих рядом с экипажами людей. Он ехал не спеша, ловя измученные и полные надежды на него, именно на него, взгляды, от которых хотелось провалиться сквозь землю. Иногда в череде похожих на маски лиц мелькали те, с кем уже доводилось столкнуться. Псарь по-прежнему волок притихших дайт, лысый аптекарь с Медной предложил господину Проэмперадору укрепляющую настойку. Робер с благодарностью хлебнул чего-то сладко-горького и тут же вспомнил вытяжку из зерен шадди, брата Анджело и детский плач.
Роберу Эпинэ, останься он человеком, пристало бы спасать сына сестры и свою любовь, но он стал Проэмперадором и выводил чужих, бросив самое дорогое то ли на других, то ли на Создателя. И на судьбу, ну не может же та убивать бесконечно!
– Монсеньор, – длинный горожанин ухватил Дракко за стремя, – это мой трактир! Его не тронули…
– Хотите остаться? Ваше право.
– Нет-нет, но… Погреб полон, еду можно раздать… Мы с женой не управимся, отстанем.
– Дювье, возьми у доброго человека ключи. Спасибо, господин?..
– Боннэ. Гийом Боннэ.
И снова ночь, факелы, взгляды, тележный скрип. Настойка действует, и очень хочется верить, что Перекатный уже превратился в костер, но как же медленно тащатся эти бедняги, куда медленней, чем думалось. И от Карваля вестей нет уже часов шесть. Остальные, те могли потеряться и действовать на свое усмотрение, их молчание ничего не значит, но что же творится там, где сейчас маленький генерал, если он молчит? А вдруг пропали гонцы, и Никола, не зная про Старый парк, рвется к Арсенальной или, того хуже, ко дворцу? Уж не потому ли им везет, что бандитов этого берега кто-то держит за шиворот? Или это дело рук Салигана? Лэйе Астрапэ, из тех, с кем начинали вчерашний день, все еще рядом лишь Дювье и Левий.
Позади начиналось какое-то движение; Робер придержал Дракко в ожидании новостей, но это всего лишь вернулись с Перекатного.
– Сделано, – доложил черный, как углежог, Блор. – Мост завален и горит, там еще долго будет не пройти.
– Выпейте. – Эпинэ протянул северянину аптекарскую склянку. – Это вас взбодрит. Два глотка, в крайнем случае три. Я попробовал, подействовало.
– Спасибо, господин Проэмперадор.
– Как отдышитесь, доложите с самого начала.
– Я предпочел бы сперва доложить. Мы действовали согласно приказу…
А приказ требовал держаться, и сорок с небольшим человек держались, хотя был момент, когда лично Блору показалось, что им всем конец. Как раз перед закатом народ совсем озверел и попер на мост, не боясь смерти. Защитников смяли бы, несмотря на баррикаду, но солдаты сами ожесточились и дрались, не помышляя об отступлении, а когда стало совсем плохо – эти сумасшедшие полезли, как крысы, по внешней стороне ограждения моста, где и ноги-то толком не поставишь, – вдруг пришла помощь…
Вернее, приплыла, а еще точнее – проплыла. Сверху, от пристани у порогов, спустились три под завязку набитые посудины. На них оказалось много стрелков, и они смели своим огнем всех, кто лез снаружи. Каждая барка, проходя под мостом, поддерживала его защитников огнем, что их и спасло.
– Большинство солдат было в мундирах гвардии и дворцовой охраны. – Ровный голос полковника чуть заметно дрогнул. – Господин Проэмперадор, я правильно понимаю, что дворец брошен?
– Надеюсь, что так. – Но какой же Инголс умница, что вспомнил о лодках! – Что дальше?
