уже проступили следы его ночного рвения. Впрочем, собственные плечи маршала тоже украшала обильная «вышивка».
Глава 4
Бергмарк. Агмштадт и окрестности
Талиг. Южный тракт
400 год К. С. 10-й день Летних Молний
1
Это была странная мысль – забраться в Старый парк и затащить туда Марианну, но Робер выучился сходить с ума не хуже прочих. Двое рука об руку проскользнули мимо клюющих носом стражников и побежали сквозь ночь к источнику. Эпинэ не представлял, что его подруга столь проворна и столь вынослива. Когда впереди блеснул поймавший ущербный месяц поток, Робер задыхался, а Марианна лишь слегка улыбалась. Иноходец не заметил, когда и где она сбросила туфли и куда делись гребни и шпильки. Волосы женщины лились вторым водопадом, и в них, бросая вызов луне, светлел цветок.
– Куда ты? – Эпинэ удержал возлюбленную у самой воды. – Утонешь.
– Я? – удивилась та, широко раскрывая бездонные глаза. – Никогда… А разве мы не будем купаться?
– В Драконьем источнике? – не поверил своим ушам Робер. – Но это же невозможно!
– Почему? Ведь он зовет. Послушай… Он ждет, он хочет тебя напоить, он тебя помнит, любит и не оставит. Он всегда пребудет с тобою дальним плеском, звездной росою, ароматом полночных лилий, водопада жемчужной пылью, дрожью трав над зеленым плёсом, лунным гребнем в ивовых косах. Будет долгой твоя дорога от порога и до порога, от озерной сини к небесной, от дождя к полуденным песням…
– Марианна! Лэйе Астрапэ, я что, уснул?
– Ты устал… Ты долго уставал, но это проходит! Уже прошло.
– Действительно, уснул! Извини… Я видел тебя босой и с цветком в волосах. Только не помню с каким.
– Но тебе понравилось? – Женщина знакомо подняла бровь. На белой шее мерцал жемчуг, который он бросил в источник. Выходит, ожерелье достали, а он позабыл, сколько же всего он позабыл! Балбес, он даже не помнит, как и когда нашлась сама Марианна… Вечером, когда средь ивовых зарослей сверкнули плесы Жала, Робер мог лишь надеяться, что баронесса жива, что они выживут и будут вместе.
– Ты… Когда ты пришла?
– Зачем? Зачем думать об этом сейчас? Будет утро, будут слова…
Он отвык от вкуса ее губ, от покоя, от надежды, казалось, в мире не осталось ничего – только пепел, серый и сухой. Казалось… Больше не кажется! Эпинэ не представлял, что может любить так неистово, так радостно. Они потеряли друг друга, чтобы найти. Чтобы понять, как велика, как прекрасна любовь…
– Это только начало, Марианна. Только начало!
– Да… Начало… Да…
И снова поцелуи, ночная прохлада кожи, струящиеся черные пряди, тихие стоны, жемчуга под руками. У них случались такие ночи, почти такие – до подобного исступления прежде не доходило. Нужно было пройти огонь и стряхнуть с ног пепел. Нужно было почти сгореть…
– Монсеньор! Монсеньор… Проснитесь!
Разрубленный Змей, неужели нельзя…
– Монсеньор! Нашлись!
Еще бы не нашлись.
– Слышишь? Ты нашлась… Марианна!!!
Никого. Никого, но тогда почему он раздет и счастлив? Эти сны сведут с ума любого, и пусть сводят! Марианне он тоже снится, она говорила… Этой ночью они не были вместе и все-таки были, потому что живы, любят, чувствуют друг друга, сколько бы хорн их ни разделяло.
Робер выскочил из сарайчика, где ночевал, с улыбкой. Оказалось, снаружи холодно. По приречной низине стелился туман, из которого вырастали черные груды повозок и карет. Туман походил сразу на снег и облака, и еще он извивался белыми прядями. Неужели у ночи светлые волосы? Как странно…
– Монсеньор, – в шестнадцатый раз повторил сменивший Жильбера корнет, – тут…
– Уймись, дитя! – цыкнул знакомый голос. – Ну что, господин Проэмперадор? Доложу-ка я тебе, что Октавий жив, ну и мы заодно.
– Иоганн!
– Собственной персоной, – подтвердил заросший, но целехонький Мевен. – Думал лошадьми разжиться, а разжился начальством. Принимай командование, пока мы с Дэвидом друг друга не покусали.
– Дэвид? Где он?!
Оказалось, в трех хорнах ниже по течению Данара, вместе с принцем, королевскими регалиями и полутора сотнями солдат и слуг. От погромщиков река защитила, и она же стала новой угрозой. Из трех найденных во дворцовом хозяйстве барок лишь одна, самая на первый взгляд паршивая, оказалась более или менее в порядке, вторая подтекала, а уж третья, «парадная», – так вообще… Плыть дальше в дырявых лоханках не получалось, чинить лодки никто не умел, пришлось выбираться на берег. В рыбацкой деревушке отыскалось с полудюжины кляч, Мевен отправился на рекогносцировку и вечером налетел на разъезд церковников.
– Вот гляжу на тебя, – признался виконт, – и понимаю, что цел. Приятно, Леворукий побери! И ведь вроде ничего такого с нами не было, плыли себе и плыли, аж стыдно! Разве что под Перекатным пару залпов дали… Защищался там кто-то.
– Блор со своими. Без вас им бы конец, а так вырвались.
– Блор? Надо же!.. Ну и как он?
– Не хуже других, – понял намек Эпинэ. – А вот как Дэвид?
– Пока под седалищем горело, на человека походил, а сейчас опять в гроб лезет. У тебя приличной лошади не найдется? От моего скакуна рыбой прет… Чешуей его кормили, что ли? А Карваль что, правда пропал?
– Правда.
– Найдется. Не может быть, чтоб не нашелся.
Робер тоже так думал. После сегодняшнего сна, после появления Мевена и вестей об Октавии Иноходец не сомневался – худшее позади.
2
Если бы щука прорыдала всю ночь, она бы выглядела в точности как вдова Арамона, но щуки не рыдают, а с коронованными или вроде того особами встречаются разве что возлежа на тарелках. Луиза сделала положенный реверанс и воззрилась на маркграфиню, сожалея, что рядом нет выходцев. Гаркнули б на ревнивую волчицу, и та убралась бы, если не в обморок, то в церковь. Страхи замаливать.
– Нам будет очень вас не хватать, – заверила волчица, – вас и вашей милой дочери. Знайте, что вы отнюдь не обязаны исполнять прихоти графа Савиньяка. Его власть кончается за пределами Надора, а вас желают видеть при дворе моей матушки, к тому же вам лучше воздержаться от горных дорог. Я доверяю своему врачу, а он настоятельно советует вам покой. Задержитесь до осени, и я охотно возьму вас с собой в Ноймар.
– Ваше величество так добры… – Лишнее «величество» всяко не помешает, но из Агмштадта нужно убираться.
– Вы оказали услугу талигойской короне, – нежно напомнила Урфрида, – за вас просит мой брат. Разумеется, я сделаю для вас все, что в моих силах.
Все, что в твоих силах, ты, милочка, делаешь, чтобы ухватить Савиньяка. Вот так и понимаешь, кто – королева, а кто, причеши ее хорек, урожденная дура, хоть и маркграфиня.
– Я была бы не достойна ваших добрых слов, если б отказалась помочь Проэмперадору, – почти всхлипнула Луиза. – Он, как и добрые подданные вашего величества, очень серьезно относится к гибели Надора. Мы с дочерью – единственные выжившие свидетели, и мы исполним свой долг.
Святая Октавия, ну и завернула! То есть для Герарда в самый раз, но для сорокалетней наседки… «Ха!» – как говорит покойный муженек, хотя долг, как его ни назови, долг и есть. Паруса эти дурацкие
