все равно казался опасным. Готовая обернуться страхом тревога напоминала начинающуюся простуду: жара еще нет, но кости уже ломит.
Для ночлега выбрали оседлавшую крутой холм мельницу. Пустую – умный мельник, судя по царившему везде порядку, снялся с места еще зимой, и это было отлично. Новых лиц Арлетта не вынесла бы, особенно услужливых.
«Фульгаты» устраивались основательно и умело. Кололи дрова, носили воду, расседлывали и обтирали лошадей. Графиню так и подмывало напомнить про бдительность, но остатки здравого смысла велели не учить ученых. Застать «закатных кошек» врасплох почиталось невозможным, но об одном Арлетта все же сказала. Уилер охотно согласился.
– Мерзкое зрелище, госпожа графиня, но вы не тревожьтесь, вязали ублюдка на совесть. Впрочем, засунем-ка мы красавчика в подвал…
Зачем Арлетта пошла на это смотреть, она не знала. Арно как-то говорил, что страх – штука несвоевременная. На тех, кто послабей, накатывает прежде времени, а сильные получают свое задним числом, когда все закончилось. Что ж, запишем себя в сильные и полюбуемся на закат…
Вид с холма завораживал; это еще не было севером, но обилие воды и россыпи валунов навевали мысли о Марагоне и о том, как Ариго привез ее к мужу. Один-единственный раз! Она не просила, но война притихла, а Пьер-Луи хотел сделать другу подарок. Сделал… Назад в Сэ графиня Савиньяк увезла серебряные марагские подвески, охапку кипрея и Ли с Эмилем.
Лето кончалось, кипрей почти отцвел и поседел, мальчишки стали маршалами – оба, – а в Марагону пришла война и утянула младшего. Арлетта смотрела в малиновый, будто марагская кокарда, закат и повторяла про себя письма Жермона и Придда. Они надеялись. Оба… Желание немедленно написать в Марагону было не из умных, но унять себя женщина не смогла. Отступив от обрыва, она пошла к дому, и тут же с травы вскочили сторожевые «фульгаты». Бедняги, как же им хочется посидеть у костра, почесать языки…
– Госпожа графиня, постойте!
Шабли никто не неволил, мэтр искал встречи сам. Похоже, кто-то из вояк угостил ученого мужа касерой, что явно придало ему смелости.
– Мне некогда, мэтр Шабли.
– Но выслушать меня вам придется!
– Хорошо, – согласилась графиня, завидев за спиной ментора вряд ли случайно сюда забредшего Сэц- Пуэна, – говорите, но я устала.
Шабли тоже мог бы устать – давно не путешествовал, да и здоровье… Однако начал страдалец бодро.
– Я требую, чтобы мне показали рукопись! – заявил он. – Профаны светские и, того отвратительней, церковные ничего не смыслят ни в истории, ни в словесности. Вам повезло, что рядом оказался я, более того, я предложил вам свои услуги. И что же? Меня, магистра описательных наук, отшвырнули, как подавшего не ту тряпку лакея!
Наверное, он в первый раз в жизни выпил. Наверное, он в первый раз в жизни не гадил исподтишка, а шел напролом, и Арлетте стало почти смешно.
– «
– Отвратительный перевод, – воскликнул мэтр, повергнув графиню в изумление, – не передающий и сотой доли глубины оригинала.
– Вы предпочитаете: «
– Чушь! – Мэтр повысил голос, и Сэц-Пуэн удивленно взглянул на расхрабрившегося подопечного. – Полная чушь и безвкусица, но она меня ранит! Я не могу спокойно слышать, как презренный фигляр калечит божественного Иссерциала.
– Иссерциала? – Арлетта неплохо знала великого гальтарца и не могла вспомнить ничего похожего на только что придуманные ею строки. – Вы, часом, не путаете его с… Павсанием Кабитэлским?
Магистр описательных наук не путал, он, даже не думая задыхаться, брызгал слюной и призывал на головы невежд и их покровителей громы, молнии и казни, до которых не додумались даже в Агарисе при эсперадоре Теонии. Беседа из забавной становилась неуютной, но уступать пьяному ментору Арлетта не собиралась, и тем более она не собиралась слушать злобный бред.
– Прекратите, – велела графиня. – Вы уже убедили меня в том, что доверять вам древние документы нельзя. Еще немного, и вы убедите меня, что вам нельзя доверять унаров. Отправляйтесь спать.
– О нет! – Шабли погрозил набалдашником трости зависшим над головой звездам. – Вы меня не прогоните, я уйду когда хочу, сказав что хочу! Вы думаете, я вас боюсь? Да я вас ненавижу! Вас, ваших наглых сыновей, которые скоро обломают зубы о дриксенских молодцов… Талигу давно пора проиграть и сдохнуть! Я хочу видеть, и я увижу, как ваш драгоценный Талиг едят черви! И вот тогда я…
Мышь пыталась лаять на сыр, ей казалось, что у нее получается. Из этого могла выйти забавная притча, но как же было противно…
– Мэтр Шабли, – не выдержал Сэц-Пуэн, – вы хотели говорить о переводах. Сударыня, прошу нас извинить! Мэтру Шабли… нехорошо, он не может отвечать за свои слова.
Это оказалось последней каплей – «больной» обрушился на Сэц-Пуэна с базарной руганью, бедняга ошалело захлопал глазом и хриплым шепотом напомнил:
– Здесь дама… Графиня…
– Старая безмозглая сука! – уточнил ментор описательных наук. – Что она понимает, а вот ты, недоумок! Ты перебежал к ней… Еще бы! Савиньяки бросят кость и одноглазому уроду, если тот их позабавит. У дворян костей много, но мясо они жрут сами! Наглые, жирные уроды, отцы тупых ублюдков, из которых и четверть не носит своего настоящего имени. Такие, как вот она, делают наследничков с лакеями и кучерами, а потом ублюдки, выхваляясь якобы предками, швыряют в канавы уже своих сыновей от простых девушек…
– Я поняла, – холодно перебила графиня. – Савиньяки принадлежат к породе невежд, третирующих великие и непонятые умы. Так было и так будет. По крайней мере, с вами.
– У кобылы… У любой кобылы…
– Теньент, вам лучше бы пожалеть вашу лошадь. Ей ваша благотворительность обходится дороже всех, – посоветовала графиня Сэц-Пуэну, словно не слыша, как мэтр орет про отсутствие мозгов, зверино- дикарскую сущность Талига и его непростимые прегрешения перед просвещенными соседями и поруганными светочами мысли.
– Сударыня, – несчастный комендант не знал, куда деваться, – я… Это… Мои извинения… Я… Конечно же, я…
– Успокойтесь. – Арлетта безмятежно зевнула и быстро прикрыла себе рот ладонью. – Прошу простить, я просто засыпаю на ходу. Покойной ночи…
Ментор продолжал изрыгать брань, но женщина уже повернулась к ранимой натуре спиной. Шаг. Возглас Сэц-Пуэна, полувизг-полурычание и будто из ниоткуда выросшая черно-белая фигура с обнаженным палашом. Две фигуры!
Обернуться женщина не успела, ее толкнули в сторону и тут же подхватили, не дав упасть. Тонко свистнул рассекаемый воздух, раздался стук и какой-то влажный, с гнусным чмоканьем хруст.
– Все хорошо, госпожа графиня. – Как же тихо, как жутко тихо! – Порядок!
Новый ангел-хранитель. Оба… Второй – в шаге от товарища, тщательно обтирает клинок, а у его ног – мэтр Шабли, теперь уже покойный, и разрубленная пополам трость. Голова кружится, но не сильно, в запахи мирного вечера вплелась чужая, резкая струя. Это кровь – «фульгат» рубанул наискось, по плечу; темная одежда ментора от крови стала совсем черной, но лицо не задето, и на нем – то же выражение дикой, исступленной ярости, что и у пленного мародера. Мышь не только тявкала, мышь прыгнула, целясь в горло!
– Иначе никак было нельзя. – Сержант вбрасывает саблю в ножны, виновато разводит руками. – Мы с утречка на бесноватых насмотрелись, так у этого… зенки такие же стали. Спятил, вот и кинулся.
– Палкой размахался, – хмуро подтвердил второй. – А господин капитан сказали: следить, чтоб никакой
