в желании возглавить коалицию государств, дабы определять действия остальных».[381] Отступить и дать возможность развивающимся государствам «подняться над собой» — таков был инновационный стратегический маневр, который продемонстрировал благие намерения Великобритании и России и способствовал формированию сплоченного союза пяти сильнейших европейских держав.
В-третьих, Священный союз широко применял практику взаимного сдерживания: всякая страна- участница, допускавшая для себя индивидуальные действия во имя «личной» выгоды», обязывалась допускать подобное поведение и для остальных. К примеру, воздержись Франция от односторонних действий для обеспечения собственных интересов в Египте, Австрия последовала бы ее примеру в отношении Италии. Цель подобной практики, по словам британского дипломата, участвовавшего в согласовании условий договора, заключалась в стремлении избежать «любых амбициозных планов, схожих с теми, которые привели к многочисленным потрясениям в Европе, начиная с катастрофических дней Французской революции».[382] Признавая приоритет единства и согласия, члены Священного союза заключили негласный договор о превалировании коллективного благополучия над личными интересами. В 1814 году Франция отказалась от продолжения Египетской операции, дабы не вызвать отчуждения других членов Союза. Король Луи-Филипп в своей записке, адресованной монархам-союзникам, писал: «Франция стремится сохранить равновесие в Европе, забота о котором является бременем всех ведущих держав. Именно в сохранении мира мы видим нашу цель, и к ней сводятся наши устремления».[383]
Социально-политические институты, предназначенные для реализации стратегии взаимного сдерживания, формулировали правила и нормы, определяющие права и обязанности членов Союза. Эти институты были согласованы на ряде встреч и конференций, важнейшими из которых стали Венский конгресс и встреча в Экс-ла-Шапель. Некоторые по ложения «устава» Священного союза вошли в официальные документы. Другие сложились на основе взаимопонимания стран-участниц Союза.
Как и конституция США, институты Союза выполняли одновременно задачи объединения стран- участниц и ограничения их самостоятельности. Министр иностранных дел Пруссии Фридрих Ансильон описывал двойственность функций институтов следующим образом:
«Пять сильнейших держав, объединенных между собой и объединяющихся с прочими, образуют сплоченный союз, в котором каждый стоит за всех и все за одного; в котором сила применяется только для защиты собственности и прав каждого; в котором поддержание целого и частей в границах закона во имя мира во всем мире является единственной целью политической активности».[384]
Совместный протокол, подписанный в 1818 году, вновь подтвердил, что «пять держав… имеют твердое намерение никогда, ни во взаимоотношениях друг с другом, ни по отношению к другим странам, не отступать от принципов сплоченности».[385]
Регулярные встречи «лицом к лицу» европейских лидеров являлись, возможно, самым важным институтом Союза. Встречи на высоком уровне проходили всякий раз, когда возникала кризисная ситуация или определенные разногласия. Решения принимались только при согласии всех сторон. Страны-участницы сохраняли территориальный status quo, границы могли быть изменены исключительно путем переговоров и согласия всех пяти членов Союза. Механизм управления сдерживанием и коллективным бездействием был важен не менее, чем механизмы общих обязательств. Члены Союза установили сферы влияния, буферные зоны, нейтральные зоны и демилитаризованные зоны, что позволяло избежать соперничества в нестабильных регионах. Для всех пяти стран было предпочтительнее воздерживаться от интервенции, чем рисковать возникновением стратегической конкуренции. Союз также поддерживал позицию нейтралитета как средства предотвращения конфликта интересов. Великобритания выступала против интервенции Австрии, России и Пруссии для подавления либеральных реформ в Италии в 1820–1821 гг. Однако вместо того чтобы блокировать эту операцию, Лондон продолжал сохранять дистанцию. Лорд Кестльри согласился наблюдать со стороны «при условии, что союзные государства предоставят все необходимые гарантии того, что их действия не направлены на установление господства и не нарушают территориальное устройство Европы».[386]
Гибкость институтов также являлась ключевым условием эффективности Священного союза. Государственные деятели, причастные к созданию Союза, признавали, что излишний формализм и институци-онализация принесут больше вреда, чем пользы. Союз оказался бы непрочным и кратковременным, полагайся он на строгие правила и уповай на постоянную готовность своих членов осуществлять совместные военные операции при малейших признаках кризиса в каком-либо регионе. Вместо этого в Союзе широко распространилась практика переговоров, взаимных уступок, договоренностей и прочих дипломатических форм достижения консенсуса. Подобно Франклину Рузвельту, архитекторы Союза стремились к рабочему минимуму, а не к недостижимому максимуму. Английский меморандум 1818 г. прекрасно выражает это стремление: «Не приходится сомневаться, что нарушение договора [о территориальной системе Европы] каким-либо одним государством является преступлением, которое остальные государства, буде они сочтут это приемлемым, могут покарать, совместно или по отдельности; но договоренности не предусматривают в явной форме обязательного осуществления подобных карательных мер… Осуществление этой обязанности, как представляется, осознанно оставляется на усмотрение членов Союза, в зависимости от времени и обстоятельств совершения преступления, и государство-преступник призывается к суду теми государствами, каковые сочтут себя в настоящий момент оскорбленными и готовыми к отражению преступных посягательств».[387]
Последней составляющей успеха Союза стал процесс социализации, начавшийся благодаря многочисленным переговорам стран-участниц. Лидеры Великобритании, России, Австрии и Пруссии, объединившись в альянс против Франции, еще до создания Священного союза оказались связаны тесными личным! взаимоотношениями. Как отмечал Меттерних: «Императоры Австрии и России, король Пруссии и все три кабинета никогда не занимали обособленной позиции. Премьер-министр Великобритании также проявлял солидарность со своими коллегами из России, Австрии и Пруссии».[388] Эти личные взаимоотношения становились все более прочными после встреч и переговоров о поддержании мира, обсуждений принципов функционирования Союза и урегулирования возникающих конфликтов. Так постепенно складывалось и укреплялось чувство товарищества и формировались общие цели.
Союз питал не только личные связи, но и общую идентичность. Национальные лояльности уступали дорогу растущему чувству панъевропейской общности. Страны-участницы называли Союз не только пактом или альянсом, но и «сплоченным союзом». Европа, по словам лорда Кестльри, выработала «единство взглядов и постоянство целей, какого никогда ранее не существовало». Основной целью Союза являлось укрепление единства целей и чувства солидарности во имя «устранения ничтожных разногласий, свойственных спокойным временам, и сохранение принципов общественного устройства». Меттерних соглашался: «Единая Европа обрела в моих глазах притягательность родной страны».[389] Прозрачность границ и постоянные перемещения людей и товаров через национальные границы способствовали углублению панъевропейской идентичности. Социальная интеграция и коллективный европейский дух стимулировали сотрудничество и доверие среди членов Союза.
Социальная интеграция содействовала укреплению мира в Европе в XIX веке, однако ее недостатки постепенно привели к краху Союза и возвращению национального соперничества. Как и в Америке, где на пути создания единого государства встала несовместимость общественного устройства Севера и Юга, помехой продолжительного существования Союза стали различия между либеральными Великобританией и Францией и авторитарными монархиями России, Пруссии и Австрии. Разница в подходах к внутреннему устройству не мешала Союзу эффективно функционировать на протяжении десятилетий; его члены старательно избегали вмешиваться во внутренние дела друг друга. Но именно благодаря различию в концепциях государственной власти либеральные революции и крах консерватизма, постигший Европу в 1848 году, нанесли Союзу удар, от которого он не сумел оправиться.
Революционная «зараза» и политический хаос 1848 года привели к сосредоточению интересов стран-участниц Союза на внутренних делах. Франция и Россия обратились к национализму как средству достижения политического единства, тем самым сделав немалый вклад в возрождение стратегического
