В первой главе я попытался показать, что в основе всей геополитической и военно-стратегической линии Сталина в тот период было стремление выиграть время. Этой же, в сущности, цели была подчинена и политика, нацеленная на расширение границ Советской России, чтобы таким путем в случае начала войны также обеспечить выигрыш времени и достижение других военных преимуществ. По крайней мере, бесспорным представляется тезис, согласно которому, чем дальше на запад будут отодвинуты границы Советской России, тем большими возможностями она будет располагать в случае агрессии со стороны Германии. А что касается того, что Сталин как до подписания, так и после подписания пакта с Берлином, исходил из того, что нашей стране рано или поздно придется схватиться в смертельном поединке с германским фашизмом, – это представляется бесспорным для такого широко мыслящего и прозорливого политика, каким показал себя Сталин. Он не был наивным государственным деятелем, вся его жизнь, богатый политический опыт развили в нем генетически заложенное чувство недоверия к своим политическим противникам, будь они из внутреннего лагеря, будь они из внешнего. Полагаю, что эту черту вождя как государственного и политического деятеля хорошо знал его ближайший соратник В. Молотов. Касаясь этого сюжета, он говорил:
«– Наивный такой Сталин, – говорит Молотов. – Нет. Сталин очень хорошо и правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он своим-то далеко не всем доверял! И были на то основания. Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара!
Нам нужно было оттянуть нападение Германии, поэтому мы старались иметь с ними дела хозяйственные: экспорт – импорт.
Никто не верил, а Сталин был такой доверчивый!.. Велико было желание оттянуть войну хотя бы на полгода еще и еще. Такое желание, конечно, было у каждого и не могло не быть ни у кого, кто был близок к вопросам того времени. Не могло не быть просчетов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин»[97].
После заключения советско-германского пакта, и особенно дополнительного протокола, касающегося размежевания границ после неизбежного поражения Польши, события приняли стремительный оборот. Как уже отмечалось в первой главе, план нападения на Польшу был утвержден Гитлером задолго до подписания пакта Риббентроп – Молотов. Вне зависимости от того, был бы подписан этот пакт или нет, Польша в любом случае стала бы объектом нападения со стороны гитлеровской Германии. В какой-то степени можно говорить лишь о том, что не сам пакт стал причиной военной акции Гитлера против своего восточного соседа, но что он вселил в Гитлера еще большую уверенность в том, что операция против поляков будет быстрой и эффективной и что он не встретит противодействия, прежде всего военного, со стороны Советской России.
Между прочим, несколько отвлекаясь от главной нити нашего изложения, хотя бы на короткое время перенесемся в современную нам действительность. 5 мая 2006 г. польский сейм обратился к тогдашнему российскому руководству с требованием осудить Сталина за то, что в 1939 году он поддерживал главу фашистской Германии Адольфа Гитлера в войне против Польши. Газета «Советская Россия» поместила в связи с этим комментарий, в котором приводились убедительные и давно ставшие достоянием известности факты о подлинной политике Польши в отношении Советской России накануне второй мировой войны. Хотя эти факты и известны, в нынешней ситуации, а не только в сугубо историческом аспекте, их полезно было бы напомнить современным польским деятелям, одержимым почти патологическим желанием предать анафеме Россию за ее прежнюю политику по отношению к Польше. Вот некоторые из этих фактов.
Воспользовавшись мюнхенским сговором, тогдашнее польское правительство ввело войска в Тешинскую область Чехословакии и захватило ее. А между тем это был весьма лакомый кусок, чуть ли не вполовину увеличивший производственные мощности польской тяжелой промышленности. Что касается планов сотрудничества с гитлеровской Германией в случае ее войны против СССР, то на этот счет также имеется немало документов. Польский посол в Париже Лукасевич в беседе с американским послом Буллитом заявил: «Начинается религиозная война между фашизмом и большевизмом, и, в случае оказания Советским Союзом помощи Чехословакии, Польша готова к войне с СССР плечом к плечу с Германией. Польское правительство уверено в том, что в течение трех месяцев русские войска будут полностью разгромлены и Россия не будет более представлять собой даже подобия государства». В декабре 1938 г. в докладе 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска польского подчеркивалось: «Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке… Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно… Главная цель – ослабление и разгром России». И еще один факт из числа тех, которые рисуют подлинную картину польской политики в отношении Советской России, причем буквально за несколько месяцев до гитлеровского нападения. В декабре 1938 г. заместитель польского министра иностранных дел писал польскому послу в Москве Гржибовскому: «Нам чрезвычайно трудно сохранять равновесие между Россией и Германией. Наши отношения с последней полностью основываются на концепции наиболее ответственных лиц Третьего рейха, которые утверждают, что в будущем конфликте между Германией и Россией Польша явится естественным союзником Германии»[98].
Сами немецкие руководители, в том числе и лично Гитлер, целенаправленно и усиленно стимулировали антисоветские тенденции. «При всех обстоятельствах Германия будет заинтересована в сохранении сильной национальной Польши совершенно независимо от положения дел в России, – заявлял он 5 января 1939 г. в беседе с польским министром иностранных дел Ю. Беком. – Безразлично, идет ли речь о большевистской, царской или какой-либо иной России, Германия всегда будет относиться к этой стране с предельной осторожностью, и потому Германия крайне заинтересована в сохранении Польшей своих позиций. С чисто военной точки зрения наличие сильной польской армии снимает с Германии значительное бремя; дивизии, которые Польша вынуждена держать на русской границе, избавляют Германию от соответствующих дополнительных военных расходов»[99] .
Мало-мальски мыслящий человек должен понимать, что такая внешнеполитическая ориентация и столь круто замешанная антисоветская линия правящих кругов Варшавы во многом и предопределили столь печальные последствия для польского государства. Вместо великой Польши получился пшик.
Гитлер вторгся в страну, организовав перед этим приграничную провокацию, и повел стремительное наступление на Варшаву. Польские войска оказались не в состоянии проявить сколько-нибудь серьезного сопротивления германской военной машине. В течение двух-трех недель Польша оказалась фактически разгромленной, правительство бежало за границу, само сопротивление поляков носило крайне неорганизованный характер. В этих условиях Сталин и приступил к реализации той части секретных договоренностей, которые касались Польши. Не сделав этого, он оказался бы перед фактом того, что полчища вермахта оказались бы у границ Советской России.
К тому же – и это следует особо подчеркнуть, – у Советской России были свои давние счеты к Польше. Когда после первой мировой войны возникло независимое Польское государство, Верховный Союзнический совет Антанты установил восточную границу Польши, вошедшую в историю под названием «линия Керзона» (по имени тогдашнего министра иностранных дел Великобритании). Эта линия основывалась на этническом принципе и была даже в чем-то обоснованной: районы, заселённые преимущественно украинцами и белорусами, отходили к соответствующим советским республикам в 1921 году. Но польские правители, вдохновляемые и подстрекаемые странами Антанты, развязали против еще
