обстановка, тем больше требований она предъявляла к нему, тем больше она диктовала необходимость смелого пересмотра укоренившихся в среде большевиков взглядов. В дальнейшем, по ходу рассмотрения деятельности Сталина в области внешней политики и международных отношений, мы не раз будем иметь возможность убедиться в том, что он творчески применял геополитические подходы к решению самых сложных проблем. Это дает основание в каком-то смысле считать его основоположником советской геополитики.
В свете сказанного совершенно неубедительны и тенденциозны упреки в адрес сталинской внешней политики того периода, исходящие от его критиков либерально-демократического покроя. Так, историк М. Семиряга в книге, специально посвященной исследованию сталинской внешней политики предвоенного периода, утверждал:
«Что же касается Советского государства, то к середине 30-х годов оно, хотя и не всегда последовательно, демонстрировало свое миролюбие и заинтересованность в мирном сосуществовании с капиталистическими странами. Однако набиравшие силу в эти годы террористические методы руководства во внутриполитической жизни Советского Союза находили отражение и в его международной политике. Особый „сталинский“ почерк все более проявлялся во внешнеполитических шагах советского правительства. В принципиальном плане это выражалось прежде всего в том, что советское руководство давало одностороннюю оценку расстановки и соотношения политических сил в мире. Утверждалось, например, что в центре мировой политики стояла борьба двух систем – капиталистической и социалистической. Отсюда формулировался тезис о том, что СССР является крепостью, осажденной врагами, одиноким островком в бушующем океане империализма, который только и выжидает случая, чтобы смыть этот островок с лица земли. Из этого тезиса вытекал вывод, который настойчиво навязывался советскому народу Сталиным, чтобы оправдать его внутреннюю политику: необходимо усиливать эту крепость (т.е. сталинский режим) и всячески поддерживать закрытый характер советского общества»[17].
М. Семиряга сознательно подменяет понятия, а точнее – пытается доказать, будто укрепление Советского государства, усиление его оборонной мощи, по существу, сводилось к усилению сталинского режима. Между тем, каждому должно быть ясно, что иного режима в нашей стране тогда не существовало и, как я уже показал во втором томе трилогии, смена Сталина на посту главного руководителя партии и страны в тех условиях, во-первых, практически была невероятной и невозможной, а во-вторых, из этого логически следует, что выступления против этого режима объективно означали и выступление против укрепления самого государства, его экономической и военной мощи, подрыв его позиций на мировой арене. Доведенная до своего логического конца мысль этого историка фактически сводилась к тому, что, мол, устранение вождя могло лишь укрепить мощь Советской России. На проблематике отношений народ – вождь я уже останавливался выше, и нет резона повторять сказанное. Добавлю лишь, что такая позиция М. Семиряги на деле лишь является повторением избитой троцкистской идеи о том, что мощь и авторитет нашей страны можно было усилить, лишь вступив на путь борьбы с существовавшим режимом. Троцкий тоже рисовал какие-то фантастические планы одновременной борьбы против фашизма и сталинского режима. Достаточно только сослаться на одну из его публикаций, относящихся к 1939 году, чтобы убедиться в полной абсурдности его анализа ситуации и вариантов возможного развития событий. «Нанося вооруженной рукой удары Гитлеру, большевики-ленинцы будут в то же время вести революционную пропаганду против Сталина, подготовляя его низвержение на следующем, возможно близком этапе… Такого рода „защита СССР“ будет, разумеется, как небо от земли, отличаться от официальной защиты, которая ведется ныне под лозунгом: „за родину, за Сталина!“ Наша защита СССР ведется под лозунгом: „за социализм, за международную революцию, против Сталина!“»[18]
Не остается ничего, кроме как подумать, что ненависть к Сталину лишила Троцкого элементарного здравого смысла, не говоря уже о присущей ему способности к блестящему по форме и нередко основательному политическому анализу.
Что за этим могло последовать – каждый поймет в силу своего разумения. Лично для меня чем-то вроде аксиоматичной истины звучит следующее положение: нельзя укреплять государство, ведя борьбу против режима, который пользовался поддержкой абсолютно подавляющего большинства населения. А последний факт серьезный историк вряд ли способен поставить под сомнение. Во имя устранения Сталина пожертвовать судьбой страны – таков смысл подобного рода взглядов, если выразить их откровенно, а не под флером научной и псевдонаучной аргументации. Впрочем, когда речь идет об историках периода горбачевского безвременья и всего в целом периода, когда к власти пришли «демократы», апеллировать к их здравому смыслу и логике – вещь довольно наивная. В конце концов, не приговоры, вынесенные задним числом отдельными историками, а итоги и результаты реального развития Советской России в те годы – вот главный аргумент в защиту сталинской внешнеполитической стратегии. И если по вопросам внутренней политики, прежде всего по вопросу о репрессиях, критику Сталина во многом можно признать справедливой, хотя в чем-то и изрядно эмоционально окрашенной и зачастую тенденциозной, то по вопросам внешней политики такую заушательскую критику следует решительно отторгнуть. Ибо, выражаясь фигурально, с водой можно выплеснуть и ребенка. Сталин проводил свою стратегию в сфере международных отношений последовательно и целеустремленно. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, чего хотели в то время демократические державы Запада и чего хотел Гитлер, чего хотела японская военщина. Нашу страну одни рассматривали в качестве куска добычи, другие – как пешку в большой политической игре, которую они вели. Однако, как говорится, вместо того, чтобы втравить Советскую Россию в войну, в которой Запад играл бы роль стороннего наблюдателя, а затем и вершителя судеб воюющих держав, он сам оказался вовлеченным в схватку, исход которой оказался счастливым для западных демократий главным образом благодаря Советской России. И не преувеличивая, можно сказать – благодаря тому режиму, который был в нашей стране и нашел в себе достаточно сил, чтобы выиграть войну, а не выступить в роли того, кто таскает каштаны из огня для других. Советской России под руководством Сталина удалось избежать участи державы, которую германский молот мог бы раздавить на демократической наковальне.
Японская военщина на протяжении многих лет устраивала разного рода провокации как на суше, так и на море. Всякий раз эти провокации приводили к серьезному обострению двусторонних отношений. Во второй половине 30-х годов японские самураи активизировали свои агрессивные вылазки. В 1938 году имел место довольно серьезный вооруженный конфликт в районе озера Хасан. Тогда японцам был преподан чувствительный урок, хотя хасанский конфликт обнажил и ряд значительных недостатков нашей армии, серьезные изъяны в подготовке войск, организации их взаимодействия и т.д. Сталин внимательно следил за ходом конфликта и, как свидетельствуют источники, высказывал серьезные критические замечания в адрес военного руководства. Однако изжитие недостатков в таком огромном и сложном механизме, как армия, – дело не нескольких дней и даже месяцев. На это уходит много времени в зависимости от сопутствующих причин. Широко известно, что вождь был недоволен действиями маршала В. Блюхера, осуществлявшего общее руководство боевыми операциями в районе озера Хасан. Может быть, это недовольство и послужило одной из причин последовавшей вскоре расправы над некогда легендарным героем Гражданской войны. Но устранение отдельных лиц командного состава отнюдь не могло быть
