исследовательский корабль. С борта судна на подводных крыльях он выглядел смешно — задранный вверх, градусов на двадцать, нос, осевшая корма. Положение было отчаянным— терпящий бедствие корабль мог пойти на дно в любую секунду, от малейшего толчка.
Сверху послышалось металлическое клацанье — это Харитонов отдал приказ поднять якорь, — и тяжелая тридцатифутовая якорная цепь вслед за тросом, громыхая по корпусу, поползла в клюз. Когда последнее звено ее показалось над водой, Питт заметил, что нос «Верещагина», не удерживаемый якорем и цепью, поднялся еще на два-три фута.
— Бросаем причальный трос, — раздался сверху голос.
Посмотрев наверх, Питт увидел, как Джордино, стоявший у перил рядом с Ганном, утвердительно кивнул. Через секунду они подтащили к борту бобину с канатом и, перебросив его конец с петлей через борт, стали опускать все ниже и ниже. Попович, опытный моряк, туг же начал медленно подавать судно назад и остановился, только когда Питт смог дотянуться до петли. Тот подтянул канат, набросил петлю на шпиль и поднял вверх большой палец.
— Канат закреплен. Давай тяни нас, Иван! — крикнул Пигг.
Попович включил дизель и неторопливо повел судно вперед. Когда канат натянулся, Попович начал понемногу прибавлять обороты и вскоре судно шло уже на предельной скорости.
Стоя на корме, Питт слышал тонкое жужжание двигателей. Вода кипела вокруг подводных крыльев, однако он не только не чувствовал скорости, но и не ощущал движения вперед. «Восход» в сравнении с «Верещагиным» казался просто комариком, но Питт хорошо знал, что этот комарик умеет очень больно ку саться и сможет вытянуть из пучины даже слона. «Восход» развивал скорость тридцать два узла благодаря двум дизелям мощностью в тысячу лошадиных сил каждый.
Никто поначалу не ощущал движения, но шли секунды и корабль дюйм за дюймом, фут за футом пополз к берегу. Джордино и Ганн, находившиеся на мостике вместе с капитаном «Верещагина» и частью команды, затаив дыхание следили, как медленно, но верно приближается к ним берег. Попович избрал самый короткий маршрут, ведя «Восход» в самый центр Листвянки.
Время от времени над водой разносились скрежет и треск — тревожные звуки, доносившиеся из недр «Верещагина». Корабль проходил своего рода проверку на прочность конструкции в экстремальных условиях битвы, которую вели между собой его гордо задранный к небу нос и полузатопленная корма, где первый старался выжить, а вторая — утонуть. Питт с напряжением следил за ходом корабля, видел, как содрогается его корпус, и был готов сбросить петлю каната сразу, как только «Верещагин» полностью скроется под водой, потому что иначе тот потянул бы за собой и «Восход».
Пока «Верещагин» тащился к берегу и корма его все больше и больше оседала в воду, минуты всем казались часами. Откуда-то из воды, из металлических внутренностей «Верещагина» снова донесся скрежет, заставивший все судно вздрогнуть. Скорость его упала почти до нуля. В ту же секунду по палубе заиграли пятна желтого света от уличных фонарей. Попович подвел «Восход» к берегу, вышел на мелководье возле старой заброшенной пристани и повел судно вдоль полуразрушенных лодочных причалов. Со стороны могло показаться, будто Попович хочет выйти на сушу, и все молились, чтобы он не оста навливался. И капитан двигался вперед. Рев двигателей, отражавшийся от стен зданий, эхом разносился по всей Листвянке. Попович остановился в нескольких ярдах от берега, когда по приглушенному скрежету днища «Верещагина» о гальку все поняли — корабль прочно лежит на твердой поверхности.
В капитанской каюте «Восхода» Попович не слышал скрежета, он почувствовал, что исследовательский корабль лег на грунт, и сразу выключил перегретые дизели. Эхо еще разносило по деревне их рокот, а у берега внезапно наступила мертвая тишина. Она продолжалась несколько секунд и разорвалась громкими радостными криками — сначала со стороны причаливших шлюпок, затем их подхватили столпившиеся на берегу жители, а вскоре к ним присоединились те, кто все это время оставался на борту «Верещагина». Крики смешались с рукоплесканиями в честь героических усилий Питта и Поповича. Капитан в знак признательности ответил двумя короткими гудками, после чего вышел на кормовую палубу помахал рукой пассажирам «Верещагина».
— Восхищаюсь вами, капитан, — сказал Питт. — Вы управляетесь с рулевым колесом так же великолепно, как в свое время Рахманинов с клавишами фортепьяно.
— Разве я мог допустить, чтобы мой дедушка ушел на дно? — ответил Попович, грустно глядя на «Верещагина». — Когда-то я еше сопливым юнцом драил его палубы. — Он мягко улыбнулся. — К тому же Харитонов — мой старинный друг. Я не мог оставить его в беде.
— Благодаря вам, капитан, «Верещагин» снова выйдет в Байкал. Надеюсь, под командованием капитана Харитонова.
— Дай Бог. Он связывался со мной по рации — сказал, что кто-то пробил днище специально. Возможно, эти, как их там,
энвироменталисты. Ведут себя так, словно Байкал принадлежит только им.
Питт впервые задумался над таким предположением. «Саботаж? Но кому понадобилось дырявить корпус исследовательского судна. И зачем? Нужно расспросить Саргова — может быть, он что-нибудь знает о местных экологах».
В Листвянке кипела жизнь, словно был полдень, а не полночь. Жители торопливо сбегались к берегу, спрашивали, не нужна ли помощь. Все радовались спасению «Верещагина», и неудивительно — и судно, и капитана здесь хорошо знали. Несколько лодок сновали между берегом и кораблем, доставляли с него остававшихся там членов экипажа. Несколько десятков крепких мужчин с помощью лебедок крепили судно тросами, чтобы оно не завалилось набок. Для пассажиров с «Верещагина» открыли здание расположенной неподалеку маленькой рыбокоптильни, уже приведенной в порядок после недавнего наводнения, к счастью, не очень ее затронувшего. Лишь сырой пол напоминал об ударившей в берег волне. Вскоре сюда потянулись жители: кто — с рыбой, кто — с водкой, кто — с кофе. Свежекопченый омуль оказался очень кстати для тех, кто, несмотря на пережитую опасность, не страдал отсутствием аппетита.
Вошедших в помещение склада Питта и Поповича встретили приветственными возгласами и аплодисментами. Капитан Харитонов, растроганный до слез, поблагодарив всех за помощь, неуклюже обнял своего старинного друга Поповича.
— Спасибо, Иван. Ты и меня спас, и «Верещагина», — пробормотал он.
— Всегда рад тебе помочь, — ответил Попович. — Да и не меня нужно благодарить, а мистера Питта. Это он догадался использовать в качестве буксира мой паром. Молодец.
— Надеюсь, Иван, в следующий раз мне не придется будить вас среди ночи, — отозвался Питт и с улыбкой посмотрел на домашние тапочки, которые Попович второпях забыл сменить на ботинки. Затем он повернулся к капитану Харитонову и спросил: — Вся команда в сборе?
Во взгляде капитана скользнули неуверенность и беспокойство.
— Вы знаете, я так и не увидел вахтенного Анатолия. И доктора Саргова что-то нет. Я думал, они уплыли с вами.
— Александр? Нет, он оставался на корабле. Я не видел его с тех пор, как мы расстались после ужина.
— Я не заметил его ни в одной из спасательных шлюпок, — сказал Харитонов.
К ним подошли Джордино и Ганн. Вид у обоих был подавленный.
— Еще кое-кого нет, — вмешался в разговор Джордино, услышав краем уха, о чем идет беседа. — Пропала вся геологоразведочная группа, которую мы спасли. Ганн не нашел их в каютах, в спасательных шлюпках их тоже не видели.
— Я все каюты проверил, за исключением той, что занимал капитан рыбацкой лодки. И все были пусты.
— Никто не видел, как они покидали корабль? — спросил Питт.
— Никто, — ответил Джордино, с сомнением покачав головой. — Как сквозь землю провалились. Исчезли, словно их и не было.
Спустя несколько часов солнце выползло из-за юго-восточной части горизонта, и в его свете бедственное положение «Верещагина» обнаружилось еще явственнее. Машинное отделение, кормовой
