подвергались многочисленным опасностям жестокой эпохи. В этом месте зарождался человеческий разум.
VI
Моя первая настоящая пещера — грот Монсоне
Непредвиденная находка, сделанная не в библиотеке музея, что было бы естественно, а в ящике со старыми книгами, валявшимися на чердаке в Сен-Мартори, навела меня на 'открытие' и помогла мне проникнуть (о чем я давно мечтал) в соответствии с моими честолюбивыми замыслами в неисследованную пещеру, которая в самом деле была первой моей пещерой, действительно заслуживающей этого названия.
Роясь в вышеупомянутом ящике, я откопал тоненькую брошюру с неразрезанными страницами (оттиск научного доклада), заглавие которой мне бросилось в глаза — 'Логово гиен пещеры Монсоне'.
Ведь Монсоне — деревня в трех километрах от Сен-Мартори, и, оказывается, там есть пещера. Пещера, служившая убежищем гиенам!
Как можно догадаться, мое удивление и любопытство были сильно возбуждены, и могу сказать, что чтение этих заметок возбудило их еще сильнее. Работа принадлежала перу палеонтолога Эдуарда Арле, 'члена многих научных обществ', другие труды которого мне пришлось прочесть и оценить позднее.
В полумраке чердака из этой маленькой книжки, которую прочел не отрываясь, я узнал, что в 1890 году в карьере Монсоне при взрыве был обнаружен подземный коридор, у входа в который Арле проводил палеонтологические раскопки. Он нашел останки животных, принадлежавших к 'теплокровной фауне шелльской эпохи',[5] в том числе кости слона, гиппопотама, гиены, дикобраза, бобра и даже обезьяны (нижняя челюсть макаки, принадлежавшая к ранее не описанному виду, получившему латинское название Macacus tolesanus). Этот неожиданный перечень животных, обитавших в Монсоне в очень отдаленные времена, заставил меня размечтаться. Но главное — я вынес из книги сведения о том, что совсем неподалеку существовала пещера, где раскопки проводились только в нескольких первых метрах коридора и которую до сих пор никто еще не исследовал.
Никогда и никто не говорил мне об этой пещере. Только бы она не была засыпана при разработке карьера!
На следующий день к заходу солнца я уже подъезжал на велосипеде к самому карьеру. Сначала местность показалась мне совершенно безлюдной и заброшенной, но потом оказалось (весьма некстати), что трое рабочих только что подготовили минную камеру и собирались произвести взрыв карьера. Захваченные врасплох моим несвоевременным приходом в самую неподходящую минуту, они без всяких церемоний начали прогонять меня криками. Я проследил, когда рабочие отправились в деревню. Теперь карьер был пуст и свободен, и я мог его тщательно исследовать. В скалистом обрыве на высоте нескольких метров зияла черная дыра, правда, очень небольшая. Но я никогда не был слишком привередливым, и самые узкие ходы были моей специальностью.
Я немного растерялся и был сбит с толку тем, что это отверстие ничем не напоминало описанное в книге. Но очевидно, за прошедшие двадцать лет фронт карьера сильно отступил из-за продолжающихся разработок, и срезанная пещера не заключала больше зала, в котором работал Эдуард Арле. Все это очень меня устраивало, так же как и понижение свода, остановившее знаменитого палеонтолога и отбившее у него желание проползти дальше в пещеру, которая благодаря этому так и осталась неисследованной. Впрочем, я перестал удивляться, когда позже узнал, что этот ученый всегда, даже на месте раскопок, бывал в сюртуке с жестким стоячим воротником и в котелке.
Оставив сандалии снаружи, я ползком на локтях и на коленях пролез в отверстие. Продвинувшись в таком неудобном положении на какие-нибудь десять метров по исключительно неровному полу типа 'персиковой косточки', я оказался в коридоре в три-четыре метра высотой и примерно такой же ширины. Никогда еще не было у меня столь неожиданной удачи! Несколько минут я простоял неподвижно во весь рост, водя из стороны в сторону свечой, которую я держал в вытянутой руке. Насколько хватает взгляда (то есть приблизительно на пять-шесть метров), я вижу или, скорее, угадываю убегающую вдаль перспективу коридора, который, как мне кажется, и дальше сохраняет такие же размеры. Никогда еще у меня не было подобного праздника, и мое волнение и восторг увеличиваются еще тем, что на покрытой грязью почве, в которой глубоко вязнут мои ноги, не видно никаких следов — глиняный пол совершенно чист и лишен каких-либо отпечатков.
В тишине, наступившей во время одной из моих коротких передышек, слышу, как где-то впереди какое-то животное, впрочем небольшое, спасается бегством. Я, наверное, вспугнул нескольких кроликов, которые собирались в сумерках выбраться наружу, чтобы порезвиться и попастись на соседних полях. При свете свечи — совершенно недостаточного и неудобного источника света — двигаюсь вперед и оказываюсь у воронки, перегораживающей коридор по всей ширине. Что это — обвал, оседание почвы? Не знаю. Я переступаю через впадину, но чуть дальше натыкаюсь на следующую, более глубокую. Я подхожу к ней вплотную и вижу, что она ведет куда-то вниз. Ногой сбрасываю в воронку несколько камешков, которые исчезают в щели, и слышу, как они отскакивают при падении. Я склоняюсь над отверстием, и теперь до меня доносится неясное, но непрерывное журчание. Тогда эти звуки были еще для меня новы, а потом я часто слышал их под землей — это бормотание воды, текущей в нижнем, еще неизвестном этаже.
Сколько подземных потоков я услышал и открыл — иногда на страшной глубине — с того дня, когда впервые замер от удивления и восторга, обнаружив подземный ручеек в пещере Монсоне…
Бросив прощальный взгляд на уходящий дальше коридор, я решил повернуть назад по двум причинам. Недооценив пещеру Монсоне, я взял с собой только одну свечу, и, кроме того, время уже было позднее. Хотя мои дорогие родители предоставляли мне большую свободу, я все же не мог позволить себе вернуться в неурочное время. И я помчался назад в Сен-Мартори.
На следующий день, получив разрешение по всем правилам, я вновь оказался у входа в пещеру в еще более позднее время, чем накануне. Так у нас было меньше вероятности встретить в карьере рабочих. Я сказал 'у нас', так как со мной был брат Марсиаль, которому я рассказал о результатах моей разведки. Он не меньше меня горел желанием исследовать пещеру Монсоне.
На этот раз у нас был с собой запас свечей, и на спинах мы несли маленькие рюкзаки бойскаутов, в которых находились веревка, молоток и немного съестных припасов. Настоящая экспедиция!
Болтая и гостеприимно показывая Марсиалю пещеру, я подошел к краю провала, в который мы начали бросать камни, прислушиваясь к шуму подземного ручья. Потом мы решительно направились в неизвестность… Приключения начались! Нам попадаются новые провалы, мы перепрыгиваем через них и идем дальше. Восхищаемся сталактитами и колоннами очень, правда, небольших размеров, но они кажутся нам сказочными, так как мы видим их впервые и, кроме того, сами их открыли. Мы даже присваиваем их, и то и дело слышатся восклицания, которые никак не назовешь скромными.
— Погляди-ка, этот я открыл!
— Да, неплохо, но посмотри сюда на мой!
Так мы идем вперед, и наш энтузиазм возрастает от находки к находке. Мы охвачены настоящей лихорадкой.
О, эта колонна!
И мы с восхищением рассматриваем самую большую в этой пещере колонну метра в полтора высотой и толщиной в руку человека. Но она соединяет свод с полом, значит, это настоящая колонна, и мы ее подробно разглядываем до тех пор, пока Марсиаль, сделав несколько шагов в сторону неисследованной части пещеры, не закричал:
— Норбер, пропасть! Здесь пропасть!
В самом деле, коридор резко обрывается, и перед нами зияет черная пустота… Мы не можем подойти к ней вплотную из-за округлого края, покрытого мокрой и скользкой глиной.
Несколько камешков, брошенных в пропасть, успокаивают нас: они падают с глухим звуком на землистую почву на глубине около восьми метров.
Как опытный исследователь, я достаю из заплечного мешка гладкую веревку длиной метров
