нас прямо в засаду, и решил представить меня к награде, чтобы поднять настроение этого журналиста, который четыре часа провалялся вместе с нами в болоте, полном пиявок, под огнем противника… А вы были во Вьетнаме?
— Нет. Мне повезло в лотерее. Мой номер так и не выпал.
Кивнув, лейтенант уселся за письменный стол.
— Ничего, — сказал он.
— Отпечатки пальцев? Кровь? Что-нибудь другое?
— Нет, пока ничего. Мы отправим нож в лабораторию ФБР. Может, там что-нибудь обнаружат: у них более современное оборудование.
— Значит, совсем ничего?
— Патологоанатом говорит, что размер лезвия соответствует характеру ран, нанесенных Джоанне Шрайвер. Самые глубокие раны не глубже длины лезвия этого ножа. Это уже что-то.
Вытащив блокнот, Кауэрт стал быстро строчить:
— А вы можете определить происхождение этого ножа?
— Это обычный дешевый нож, какие продаются в любом магазине спортивных товаров. Мы попробуем что-нибудь выяснить, но на ноже нет ни серийного номера, ни клейма его изготовителя. — Лейтенант смерил Кауэрта взглядом. — К чему все это?
— Что?
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Хватит валять дурака. Кто сказал вам, где лежит нож? Это нож, которым убили Джоанну Шрайвер?
Кауэрт колебался.
— Мне что, ждать выхода вашей статьи, в которой вы об этом напишете?! — рявкнул полицейский.
— Могу сказать вам лишь одно. О том, где лежит этот нож, я узнал не от Роберта Эрла Фергюсона.
— Выходит, о том, где спрятан нож, которым могли убить Джоанну Шрайвер, вам сказал кто-то другой?
— Совершенно верно.
— Будьте добры, скажите, кто именно.
— Обещайте мне кое-что, лейтенант, — проговорил Кауэрт, поднимая глаза от блокнота. — Если я открою вам имя человека, который сказал мне про нож, возобновите ли вы следствие по убийству Джоанны Шрайвер? Потребуете ли вы этого от главного прокурора штата? Пойдете ли вы к судье с требованием пересмотра дела?
— Я не могу давать таких обещаний, пока ничего не знаю, — скривился полицейский. — Ну, говорите же!
— Я не уверен, что могу на вас положиться, лейтенант, — покачал головой Кауэрт.
Казалось, Тэнни Браун с трудом сдерживается.
— Я думал, вы уже кое-что поняли, — хрипло прошептал он.
— Что именно?
— Пока убийца не понесет заслуженного наказания, дело об убийстве Джоанны Шрайвер в этом городе никогда не будет закрыто.
— Согласен. Но не мешает понять, кто именно заслуживает наказания.
— А пока страдаем все мы, вместе взятые!!! — Браун стукнул кулаком по столу. — Говорите же, если вам вообще есть что сказать!
Некоторое время Мэтью Кауэрт лихорадочно соображал, что именно он точно знает, а в чем не уверен.
— О том, где спрятан нож, мне сказал Блэр Салливан.
Имя серийного убийцы произвело на полицейского должное впечатление — он был не просто удивлен, а потрясен:
— Салливан? При чем здесь он?!
— Вам следовало бы знать, что в мае тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года Салливан был проездом в Пачуле. На пути своего следования он убивал всех подряд…
— Мне это известно, но…
— И он сказал мне, где спрятан нож.
Некоторое время Браун переваривал услышанное, а потом спросил:
— Салливан сознался в убийстве Джоанны Шрайвер?
— Нет.
— Он сказал, что Фергюсон ее не убивал?
— Нет, так прямо не сказал, но…
— Что-нибудь в его словах входит в прямое противоречие с решением, вынесенным судом, приговорившим Фергюсона к смертной казни?
— Салливан знал про нож.
— Он знал про какой-то нож. Нам неизвестно, тот ли это нож, которым убили Джоанну Шрайвер. Без соответствующих доказательств это просто ржавый кусок железа. Послушайте, Кауэрт, вы же знаете, что Салливан не в своем уме! Он представил вам что-нибудь, что можно хотя бы с большой натяжкой назвать уликами?
Браун прищурился, анализируя полученную информацию, и Кауэрту подумалось, что полицейский не захочет создавать себе лишних проблем. Он уже поймал одного убийцу Джоанны Шрайвер, и этого ему было вполне достаточно.
— Нет. Никаких улик Салливан в мое распоряжение не предоставил.
— Тогда этого ножа недостаточно для того, чтобы вновь открывать дело, по которому уже вынесено судебное решение.
— Хорошо, готовьтесь прочесть мою статью в газете. Тогда посмотрим, для чего достаточно этого ножа.
Сверкнув глазами, лейтенант указал Кауэрту на дверь и рявкнул:
— Убирайтесь! Садитесь в машину и поезжайте в мотель! Пакуйте чемодан и бегом в аэропорт! Садитесь в самолет и летите в Майами! И чтобы ноги вашей здесь больше не было! Ясно?
Журналист побагровел от гнева:
— Вы мне угрожаете?
— Я вам даю дружеский совет! — покачал головой лейтенант.
— И?..
— И советую вам ему последовать.
Встав со стула, Кауэрт смерил лейтенанта долгим взглядом. Браун не опустил глаз. Некоторое время они буравили друг друга глазами, а потом полицейский стремительно отвернулся. Кауэрт вылетел из кабинета, хлопнув дверью, и быстро зашагал по коридору. Он просто кипел от ярости, и попадавшиеся на дороге полицейские шарахались в стороны. Журналист чувствовал спиной их взгляды, слышал, что, завидев его, все замолкают, а за его спиной пару раз с неодобрением пробормотали его имя. Он спустился вниз на лифте, в гордом одиночестве, и вышел на улицу. Только здесь он остановился и оглянулся на окна кабинета лейтенанта. Тэнни Браун стоял у окна и смотрел ему вслед. Их взгляды вновь встретились, и Мэтью Кауэрт едва заметно покачал головой.
Лейтенант Браун вздрогнул, отвернулся и отошел от окна.
Кауэрт немного постоял, чувствуя, как его со всех сторон обступает ночь, и пошел прочь. Сначала он шагал медленно, а потом — все быстрее и быстрее. Слова его будущей статьи уже не просто роились у него в голове, а маршировали в ногу с ним, выстраиваясь в его воображении стройными шеренгами.
Глава 7
Слова
