Кауэрт подумал: «Как здесь опасно! Добром это не кончится!»
Всего пару дней назад двое водителей не разъехались в плотном потоке транспорта. Машины почти не пострадали, но их владельцы были настолько раздражены, что принялись палить из одинаковых дорогих девятимиллиметровых полуавтоматических пистолетов. Друг в друга они не попали, но отлетевшая рикошетом пуля пробила легкое проезжавшему мимо подростку, и того доставили в больницу в тяжелом состоянии. Типичная для Майами история. Лет шесть назад Кауэрт написал статью практически о похожем случае, десятки раз об этом писали другие журналисты. Такие истории давно переместились с первой полосы газеты на последние страницы.
Нужно ли маленьким девочкам знать о торжестве зла и о людях, обуреваемых ужасными желаниями? Сколько ни думал Кауэрт, ответа на этот вопрос не было.
Вдоль по коридору, ведущему в зал суда, извивались толстые черные телевизионные кабели. Телеоператоры настраивали видеомагнитофоны, соединенные этими кабелями с единственной телекамерой, размещенной в зале. Повсюду шныряли телевизионщики и газетчики. Сотрудников телекомпаний отличал некоторый лоск, но их конкуренты из газет, казалось, даже гордились своим профессионально неряшливым видом.
— Вроде все собрались, — заметил шагавший рядом с Кауэртом фотограф, крутивший объектив своей «Лейки». — Боятся пропустить самое интересное.
Со дня появления статьи Кауэрта в газете прошло около десяти недель. Из-за бюрократических проволочек слушание дела уже дважды переносилось. Жаркое солнце Флориды раскалило добела здание суда округа Эскамбиа. Впрочем, внутри было довольно прохладно. Голоса гулким эхом отражались от высоких потолков, и люди предпочитали общаться шепотом даже тогда, когда речь шла о самых обычных вещах. Рядом с высокими коричневыми дверями зала заседаний суда красовалась маленькая табличка с золотыми буквами: «Окружной судья Харли Тренч».
— Это он сказал, что Фергюсона нужно пристрелить как собаку? — спросил фотограф.
— Ага.
— Тогда он вряд ли обрадуется такому вниманию, — заметил фотограф, кивнув на толпы телевизионщиков и журналистов.
— Думаю, он не станет возражать. В этом году его должны переизбирать, и он наверняка не прочь попасть на экран телевизора.
— Если при этом он восстановит справедливость.
— Если он понравится своим избирателям.
— Не уверен в том, что это одно и то же.
— Согласен, — кивнул Кауэрт. — Однако все это непредсказуемо. Думаю, сейчас он терзает местных политиков, пытаясь понять, чего они от него ждут.
— А те наверняка еще кому-то названивают, пытаясь понять, что же сказать этому судье. Как ты думаешь, Мэтти, Фергюсона все-таки выпустят?
— Понятия не имею.
Увидев в конце коридора группу молодежи, обступившей солидного пожилого негра, Кауэрт попросил фотографа их снять:
— Это противники смертной казни. Они не могли не воспользоваться таким моментом, чтобы напомнить о своем существовании.
— А где же куклуксклановцы?
— Тоже, наверное, где-то неподалеку. Они теперь не так хорошо организованы, как раньше. Могут даже опоздать к началу заседания. А может, они перепутали его место и время.
— Наверное, время. Держу пари, они явились сюда еще вчера. Потом им стало скучно, и они разъехались по домам.
— Здесь и без них будет весело.
— Не сомневаюсь, — согласился фотограф. — Смотри, твои лучшие друзья!
Тэнни Браун и Брюс Уилкокс забились в угол, стараясь не попасться на глаза журналистам.
Пробормотав себе под нос: «Интересно, что у них на уме», Кауэрт решительно направился к полицейским.
Заметив репортера, Уилкокс демонстративно отвернулся, а Браун сделал шаг навстречу и хмуро кивнул.
— Вы вызвали настоящую сенсацию, мистер Кауэрт, — буркнул полицейский.
— Это бывает, лейтенант.
— Теперь вы довольны?
— Я просто выполнял свой долг. Точно так же, как это делаете вы. Как это делает Уилкокс.
— Эй, вы! — Лейтенант Браун заметил прятавшегося за спину Кауэрта фотографа. — Когда вы в следующий раз меня подкараулите, сфотографируйте меня в профиль. — Он повернулся боком и добавил: — Видите? Так я выгляжу намного моложе. Детям будет приятно видеть меня таким. А ваш предыдущий снимок — ну когда вы подло щелкнули нас из-за угла — нужно отправить в мусорную корзину.
— Извините, — смущенно пробормотал фотограф.
— А почему вы так и не позвонили? — спросил Кауэрт. — Я звонил вам раз сто.
— Нам не о чем говорить.
— А о Блэре Салливане?
— Он не убивал Джоанну Шрайвер, — заявил Браун.
— Почему вы так в этом уверены?
— Я не могу этого доказать, но интуиция подсказывает мне, что он ее не убивал.
— По-моему, вы ошибаетесь, — спокойно проговорил Кауэрт. — Подумайте как следует о Салливане. О его склонностях. О том, на что он способен. О маршруте его следования. Вспомните о ноже.
— Я знаю, что Салливан был способен ее убить и у него могла быть такая возможность, — пожал плечами полицейский. — Но это меня не убеждает.
— Значит, вы решили полностью полагаться только на свою интуицию?
— Знаете, я больше не буду обсуждать с вами существенные моменты, касающиеся пересматриваемого сегодня дела, — заявил Браун спокойным тоном человека, дающего показания в суде. — Посмотрим, как там все обернется. — Он кивнул на высокую коричневую дверь. — А потом, может, и поговорим.
Стремительно развернувшись, Уилкокс воскликнул:
— И ты будешь с ним говорить? С этим гадом, выставившим нас на посмешище?!
— Хватит уже об этом, Брюс! — Лейтенант Браун вновь обратился к журналисту: — Когда этот цирк закончится, свяжитесь со мной, и мы поговорим. Но не забывайте об одной вещи.
— О какой?
— Вы помните, что я вам сказал в последнем телефонном разговоре?
— Конечно, — ответил Кауэрт, — вы послали меня куда подальше.
— Вот именно, — улыбнулся лейтенант. — Имейте в виду, что тогда я послал вас в первый, но, возможно, не в последний раз.
Уилкокс расхохотался и хлопнул своего огромного начальника по плечу. Потом он изобразил пистолет, прицелился в Кауэрта, сделал вид, что нажимает на спусковой крючок, и сказал: «Пиф- паф!»
Полицейские направились в сторону зала для заседаний, а Кауэрт и фотограф остались в коридоре.
Роберт Эрл Фергюсон вошел в зал под конвоем двух охранников. На нем был новый синий костюм в тонкую полоску, а в руках — желтый блокнот.
— Кажется, он решил стать адвокатом! — пробормотал какой-то журналист.
Фергюсон пожал руку Рою Блэку и его молодому помощнику, злобно покосился на Брауна и Уилкокса, кивнул Кауэрту, а потом отвернулся и стал ждать появления судьи.
Не прошло и нескольких минут, как прозвучала фраза: «Встать! Суд идет!»
