возрасту) сущие пустяки — именно то, чтобы ими занимались, о них говорили, их превозносили.
Купив один мобильный телефон, через месяц продадут его (подчас в убыток себе) и купят новый, и так до скончания веков, на руку производителям и воротилам сотового бизнеса.
Недавно в ночь разбили конечности памятника Ленину, отстоявшему в селе лет 70.
Некоторые из них пробиваются, все же, из низшего среднего класса в самый его верхний слой. Таковы действующие сотрудники милиции, правоохранительных органов, в которых еще сохранился относительно жесткий отбор и ценз, стабильные и перспективные рабочие, мастеровые, классные специалисты (есть и такие), умудрившиеся, благодаря действенному воспитанию, перенять-таки отцовское мастерство, то есть кое-как все же обустроенные и с уверенностью, если это слово вообще в XXI веке уместно, смотрящие в завтра.
Одной из обязательных черт успешного или хотя бы стабильного верховажца в возрасте 20–30 лет является женатость, а лучше еще — рождение детей. Такой человек реже сопьется, неудачно свяжется с криминалом или «слетит с катушек».
Что до тех, которые еще только готовятся в перспективе вступить в брак, то можно среди них встретить престранных типов.
Так, один мой знакомый, не имея даже законченного среднего образования, грезит написанием литературного шедевра, значимостью не меньшей, чем у «Льва нашего Толстого». А пока на него не снизошло масштабное вдохновение, занят следующими предметами: старинным вопросом о начале всех начал, определением, утратилась ли какая-нибудь часть вечности от существования ее в природе, есть ли возможность превращения всего в ничто на манер алхимиков, от чего кружится голова, портится мозг, теряется рассудок. Или, углубясь в пружины политики иностранных держав, не зная истории своего отечества и литературы в частности, следит без какой-либо нужды и цели за тем, что сделал доброго или худого американский «дядя Сэм» или, скажем Президент Боливарианской Республики Венесуэла, уважаемый мною Уго Рафаэль Чавес Фриас.
Всех таких мальчиков с непременным плоскостопием (или иным недугом) в возрасте мужей все еще можно встретить среди верховажцев, хотя их число и не велико. Бегите от них, при случае, если не хотите, чтобы они своими пошлыми и безапелляционными разговорами помешали вам приятно провести несколько минут с поистине добрым приятелем или образованной девушкой, которые здесь (и тот, и другая) — хоть и могут себе позволить выразиться матом, но делают это столь непринужденно, с неким изяществом, что невольно подсознательно бывают уже прощены вами до официальных извинений, коих и не планируется.
Средний круг верховажцев, как и по всей стране, самый обширнейший, он имеет от себя множество отростков и самых мельчайших подразделений — едва заметных без особенного пристального наблюдения.
Молодые люди, не получающие от родителей лишних денег, живут смирно, а те, у которых водятся деньжонки, поскольку работы в Верховажье (и по деревням) в последнее время прибавилось, если захотеть найти ее, нередко желают как-нибудь сблизиться с «высшим кругом».
С девчонками гуляют («ходят») также «особо» — на мой, не местный, взгляд. Нередко случается, что девки сами приходят к парням, сидят во дворе, смотрят, как «суженый» ворочает стог сена или починяет отцовский трактор. Сидеть могут часами, без разговоров, причем, видно, в этом занятии находят даже некое удовольствие.
Один рафинированный подросток взял свою девушку в жены, совсем ничего, казалось бы, не предпринимая. Она ходила к нему домой по-дружески и смотрела, как он целыми вечерами играл в компьютерные игры. Раз за вечер он, конечно, давал и ей поиграть. Потом забеременела. Свадьбы как таковой, вообще-то, и не было — сейчас в деревнях это уже элемент не такой обязательный и масштабный, как раньше. Теперь живут душа в душу: он работает дорожным рабочим, она дома распоряжается деньгами. Эта история типичная.
Молодые люди не многие остаются на малой родине, они большей частью спешат проявить себя в областном центре — Вологде и далее: в Череповце (промышленный и индустриальный центр), Москве, Санкт-Петербурге, Архангельске, где им открывается блистательное поприще по рабочим специальностям (в основном — строительство), торговой (маркетинг) и, даже, военной части. По сути, мера и место применения себя, творческая самореализация и комплекс мероприятий, который к 35-ти годам можно будет назвать «человек состоялся», ограничиваются только фантазией каждого индивидуума. Про тех, кто не уехал, иногда говорят: или тупой, или больной.
Вероятно — отдам дань деревенским традициям — местный уклад жизни родился не вчера, он был воспет еще Пушкиным, да и не им одним, и берет объяснение, лежащее на поверхности — от нечего делать: общая занятость не велика, все друг друга знают, не в пример городской жизни, когда подчас не знаются с соседями по лестничной клетке — незачем, у каждого своя жизнь. Кроме того, в подобных суждениях, режущих слух истому горожанину, приехавшему невесть зачем сюда, через некоторое время, с опытом, совершенно становится понятно, что основа суждений — зависть. Мещане — завистники. Им чуть легче живется, когда у соседа «жена снова ушла в загул и где живет вторую неделю — неизвестно». При этом всех роднит некая общность недостатков, если можно так сказать, поскольку сегодня проблема у одного, а завтра (чуть иная, но не менее острая) — у вчерашнего критикана. Сегодня можно подраться по пьяному делу, а завтра, с непременной бутылочкой, «взять мир». Поэтому не удивительно, что вчерашние ссоры «до смертоубийства» наутро превращаются в совместные песни, танцы, поцелуи и заверения в любви до гроба.
Причем и то, и другое, вчера и сегодня — все «всамделишное», искреннее. Зная историю и менталитет русского народа, это не удивительно. Мы не похожи на других. Но с некоторыми недостатками все же надо бороться.
1.15.5. Деревенские аристократы
Деревенские аристократы — это нечто особенное, осколок от прежнего круга, некогда пользовавшегося популярностью земляков, отставший и не приставший к низам общества. Люди, не достигшие высот административных, находящиеся в отставке с самым крошечным чином, или всю жизнь проработавшие в колхозе в среде ИТР, имеющие ныне при значительном количестве скота и сельхозтехники еще и некоторое количество долгов и одаренные от природы счастливой способностью воображать, что все, что ни есть лучшего на земле, это все они. Такие люди есть везде. Они несравненно более горды, чем истинные труженики, тут честолюбие играет главную роль, и, чтобы удовлетворить ему, они что называется, лезут вон из кожи.
Бывает, встретишь такого «аристократа» в местном магазине: кричит, возмущается, указывает своей дрожащей половине — что и сколько купить, и непременно, дабы не забыть себя самого — бутыль, берет все мешками и много, чтобы оставить впечатление. Впечатление, кстати, есть внешняя сторона деревенской жизни, здесь важная черта у всех — от мала до велика.
Смотрят с видом покровительства на всех, даже и на тех, которые его не ищут; делают добро для того только, чтобы о нем говорили; живут, кажется, затем, чтобы ими удивлялись и им завидовали, а у самих долгов до пенсии (или до зарплаты) скопилось — и не сосчитаешь.
Говорил я не раз с такими людьми и в разных обстоятельствах. Дома у них, кажется, как и мебель, и жена, и сам хозяин, да и гости — не на своих местах. Пока водки не выпьешь, вроде бы чувствуется некая принужденность и натяжка. Зато, как выпьешь, «небо просветлевает», и разговоры льются как из рога изобилия — чем больше выпьешь — тем злее. Здесь можно узнать о том, кто, что, когда и кому сказал, с непременными комментариями хозяина, которого не только никто не просит приоткрывать завесу таинственности над судьбой и ситуацией, к нему отношения не имеющими, но и тем более не осведомленного вполне о событиях, предлагаемых им на обсуждение пьяного общества. Много я слышал в
