— И что произошло?
Он не ответил, и Глория повторила вопрос.
— Я вас слышал, — сказал он. И, помолчав: — Я избегаю разговоров на эту тему.
Молчание.
— Это ведь я, предположительно, должен задавать вопросы, — сказал он.
— У нас что — состязание?
— Да, и под конец поездки мы посмотрим, кто кого знает лучше.
— Ладно, спрашивайте.
— Вы родились в Аризоне, — начал он.
— Да.
Он пошевелил в воздухе пальцами: дальше.
Глория вздохнула:
— Говорю вам, вы об этом еще пожалеете…
— Сколько нам осталось ехать? — поинтересовался он.
— Часов шесть, может, больше.
Карлос скрестил руки, вытянул ноги.
— Приступайте.
Поначалу Глория опускала подробности и о смерти брата упомянула лишь мельком. Однако чем дальше она заходила, тем свободнее лился ее рассказ. Она вспоминала картины и события, давно уж отправленные ею на карантин. Карлос стал для нее подобием психоаналитика — достаточно близкого ей, чтобы предположить: он все поймет, и достаточно неизвестного, чтобы исповедоваться перед ним, не опасаясь никаких прискорбных последствий. Она уже жалела, что приврала кое о чем из ранних ее лет.
— Мой брат… — сказала она.
— Наполовину.
— Да. Вообще-то, он умер не от воспаления легких. Его убили.
— Это я понял, — сказал Карлос.
— Как?
— Заметил, что вы постарались сказать об этом как можно меньше, — ответил он.
Ответ ей понравился.
— Потому ваша мать и захотела, чтобы вы стали врачом, — сказал Карлос. — Отчего же не стали?
— Мне пришлось бросить учебу. У матери случился Удар.
— Ох, Глория, — сказал Карлос. — Как мне горько слышать об этом.
Произнеси такие слова кто-то другой, она сочла бы их пустой отговоркой, но Карлос, похоже, говорил от души.
— Когда?
— На первом году моей учебы. Кто-то должен был присматривать за ней день и ночь. Страховки у нее не было. — Глория посигналила, оглянулась и сменила полосу. Она чувствовала: Карлос ждет продолжения. — Мама какое-то время лежала в коме, а когда вышла из нее, оказалось, что ни говорить, ни ходить она не может. Не растение, конечно, однако и немногим лучше.
— И вы сидели с ней, — сказал Карлос.
Она кивнула.
— Весь день.
— Весь день и каждый день.
— Долго?
— Семь с половиной лет.
Пауза.
— Похоже на пытку, — сказал он.
— Это лишь одно из названий.
— Извините, — попросил Карлос. — Я сказал это не подумав.
— Да нет, вы правы. Это и было пыткой. — И Глория, помолчав, прибавила: — Дорогостоящей.
— Как же вы выкручивались?
— Мать скопила деньги на мое образование. И на образование Хезуса Хулио. Миссис Уолден, узнав о случившемся, подарила мне приличную сумму. Управляющий кладбищем собрал пожертвования. Мы получили от него сорок две тысячи долларов.
Глория умолкла, воспользовавшись, как предлогом для этого, еще одной сменой полосы.
— Но вам ведь, наверное, приходилось и самой зарабатывать, — сказал Карлос.
— Я обшивала людей. Готовила для них. Сидела с детьми. Бралась за все, что не требовало долгих отлучек из дома. А кроме того… — Она улыбнулась. — Произошло кое-что, довольно забавное. Совсем не то, чего вы могли бы ожидать.
— А я ничего и не ожидал, — сказал он.
— Впрочем, это история долгая… — заколебавшись, пробормотала она.
— А сколько нам еще ехать? — спросил Карлос. Он сыграл целую сценку: повернул к себе карту, просмотрел ее, похмыкал, загибая пальцы. — Да, осталось всего-навсего четыре с половиной часа. Вам лучше поторопиться.
Она улыбнулась:
— Ну хорошо.
Карлос откинулся на спинку сиденья с таким видом, точно кино собрался смотреть.
И Глория приступила к рассказу:
— Владелец стоявшего неподалеку от нашего дома продуктового магазина был дружен с моей матерью. После того как у нее случился удар, он места себе не находил. Думаю, он был к ней неравнодушен. Но чисто теоретически, как человек уже женатый.
Когда Мама оказалась прикованной к постели, он стал лично доставлять нам продукты, которые я заказывала. И добавлял к каждому заказу кусок мяса или какие-нибудь фрукты. Всегда приносил что-то, нами не оплаченное. Очень щедрый был человек. Он и внешне походил на Санта-Клауса. Судьба таких любит.
Первого сентября — я к тому времени просидела дома полгода и начала потихоньку сходить с ума — он принес вместе с заказом коробку с глиной. Это была такая игрушка для детей. Ребенок мог вылепить для себя тарелку, потом обжечь ее в духовке, и она становилась глазурованной, совсем как настоящая.
— Только покорявее, — сказал Карлос.
Глория усмехнулась:
— Разумеется. Игрушка предназначалась для девочек — скорее всего, она валялась у него без дела, и он, уже покидая магазин, добавил ее к заказу. Возможно, просто забыл, сколько мне лет.
— А сколько вам было лет?
— Восемнадцать.
— И вы опекали вашу мать?
— Да.
— Только сумасшедший мог поручить вам это, — сказал Карлос.
— Так мне никто и не поручал.
— И не было никого, кто вам помогал.
— Все жившие по соседству люди работали. Некоторые, как Мама, на двух работах. Никто не мог позволить себе сидеть дома и, скажем, готовить для меня еду. А кроме того, когда я бросила колледж, уход за Мамой стал для меня постоянной работой.
— Неоплачиваемой.
Она кивнула.
— Выходит, вы такими вещами и прежде занимались.
— Какими «такими»?
— Подобными тому, что вы делали для моего отца, пока считали, что он мертв.
