приписывается Дьяволу», мы должны, по мнению Шлейермахера, использовать духовное оружие, рекомендованное в Послании к Ефесянам (6:11-17) и Первом послании Петра (5:8-9) (р. 159). Заметим, что, говоря о Дьяволе, Шлейермахер
Приложение 2 посвящено именно Дьяволу. Вот его первый вывод:
«Идея Дьявола, распространённая среди нас, настолько невнятна, что мы не можем ожидать от кого-то убеждённости в её истинности. Кроме того, наша Церковь никогда не извлекала доктринальной пользы из этой идеи».
Здесь Шлейермахер начинает не с Писания, но с теории (то есть с того, что римские католики называют традицией). Он находит невозможным представить высокоинтеллектуальное создание, репутацию которого имел Люцифер, совершающим столь нелепый грех, как зависть или высокомерие (мы отметили эту же проблему выше у Мильтона; см. 12.1).
Далее он критикует смысл утверждений относительно Дьявола и падших ангелов, принятых в различных протестантских конфессиях. Он находит нелогичным верить в то, что: 1) падшие ангелы, уже перенёсшие великую кару, могут выражать свою ненависть к Богу, активно противодействуя Ему; 2) падшие ангелы могут делать только то, что Бог разрешит им. По словам Шлейермахера, лучшим способом для них выразить свою ненависть к Богу было бы не делать ничего — то есть они могли бы отказаться делать для Него грязную работу. Сходным образом «идея, согласно которой Дьявол является инструментом Бога для наказания проклятых, является нелогичной из-за её противоречия целям Бога» (р. 163).
Его второй и конечный суммарный вывод имеет прямое отношение к Писанию, но только к Новому Завету.
1) В Новом Завете Дьявол действительно периодически упоминается, но ни Христос, ни апостолы не предлагают новой доктрины относительно его.
2) Ещё меньше они как-то ассоциируют идею о Дьяволе с Планом Спасения.
3) Отсюда вытекает единственное, что мы можем установить по данному вопросу для системы христианской доктрины: что бы ни было сказано по поводу Дьявола, это подчиняется следующему условию: вера в него никоим образом не является обязательным условием веры в Бога или Христа.
4) Более того, не может быть никаких предположений, что Дьявол имеет какое-то влияние в Царстве Божием.
Я упрощу:
1) Новый Завет не содержит новой доктрины, касающейся Дьявола.
2) Дьявол не играет роли в Плане Спасения.
3) Вера в Бога и Христа не требует веры в Дьявола.
4) Нельзя сказать, что Дьявол может влиять на христиан.
Пункт 1 немедленно расшифровывается следующим образом:
«В Новом Завете нет ни одного пассажа, где бы Христос или Его апостолы определённо и бесспорно ссылались на Дьявола с намерением научить чему-то новому или особенному, исправить и дополнить сложившиеся верования. Они пользуются той же концепцией в её существовавшей на тот момент распространённой форме».
Шлейермахер проходит по многим отрывкам, которые мы подробно рассматривали в предыдущих главах. Например, по поводу Иоанна (8:44), где Иисус называет враждебно настроенных евреев детьми Дьявола, он говорит: «Это определённо ссылка на историю о Дьяволе, но только как на что-то хорошо известное». Ремарка Христа просто усиливает его главную мысль, что «они не принадлежат Богу» (р. 164- 165).
Шлейермахер бросает лишь беглый взгляд на Ветхий Завет, когда обсуждает Луку (22:31): говоря ученикам, что Сатана хотел бы сеять их, как пшеницу, Христос использует вошедшее в поговорку выражение, восходящее к Книге Иова, где Сатана торгуется с Богом. Слова Христа означают здесь только предостережение, заимствованное из библейской идеи, но «здесь нет намерения ни научить чему-либо относительно Сатаны, ни подтвердить ранее существовавшее мнение» (р. 165).
Пункт 2: по словам Шлейермахера, в Новом Завете нет ни малейшего следа идеи, согласно которой пришествие Сына Божия было необходимо именно из-за власти, которую Дьявол имел над людьми. Там нет упоминания о Дьяволе даже в тех случаях, когда обсуждается грех (где мы можем с наибольшей вероятностью ожидать его), — например, там, где Павел говорит о грехе, вошедшем в мир вместе с Адамом (Рим. 5:12-19) (р. 166).
Пункт 3: существование Дьявола есть вопрос не христианской теологии, но космологии. Библейские данные показывают, что среди евреев были распространены три мнения: 1) это слуга Божий, занимающий место среди других ангелов; 2) это изначальный источник Зла, его воплощение в восточном дуализме; 3) это ангел Смерти (р. 167). Шлейермахер не уточняет мысль о восточном дуализме, но просто заявляет, что данная система была модифицирована таким образом, что евреи (и только евреи) смогли ассимилировать её.
Крайне важным является его наблюдение относительно демонов в синоптических Евангелиях: «Духи, действующие в одержимых, всегда проявляются по-разному, их только косвенно можно как-то связать с Дьяволом» (р. 167). Следовательно, они точно не «дьяволы», как считал Лютер.
Пункт 4: опасно полагаться на ангелов в ожидании помощи, но ещё более опасно считать, что Дьявол постоянно влияет на нашу жизнь. Такое убеждение может ослабить усилия, необходимые для того, чтобы объяснить феномены нашей души внутренними качествами человека и его внешними обстоятельствами, а также значительно увеличить наше и без того сильное стремление отрицать собственную вину (р. 168-169).
В Постскриптуме Шлейермахер заявляет, что, конечно же, не следует запрещать христианам говорить о Дьяволе или о чём-то ещё, что появляется на страницах Библии, но такие речи должны быть ограничены образцами, представленными Писанием. Поэтическое или литургическое использование этого образа наименее вредно, и не стоит советовать убрать Дьявола из наших освящённых традицией гимнов (р. 169-170).
Разбирая первородный грех (р. 282 ff.), Шлейермахер долго не упоминает Дьявола. Он говорит: «Распространённой интерпретацией является то, что человек согрешил в результате соблазна со стороны Сатаны, не используя своей собственной свободной воли» (р. 293). По поводу второго пункта (неправильное использование свободной воли) он цитирует «Энхиридион» («Enchiridion») Августина, а по поводу первого пункта (роль Сатаны) — «Бельгийское Исповедание» («Belgic Confession») 1561 года, где сказано, что человек «преклонил ухо к словам и обману Дьявола»[62] .
Чем больше мы приписываем Сатане, тем меньше вины возлагается на человека; но чем меньше иметь в виду Сатану тем труднее объяснить грех без того, чтобы признать, что греховность уже присутствует (р. 293). В дальнейшем обсуждении Шлейермахер продолжает оценивать альтернативы,
