ни единого здания, построенного ранее XV века, кроме недостроенного Колизея. А сохранившиеся архитектурные памятники XIII–XIV веков, например Флоренции или Пизы, носят ярко выраженный византийский колорит.
Это все свидетельствует в пользу того, что собственно западноевропейской культуры как таковой до XIII века просто не было — она была частью византийской. И не случайно ни на одном из западноевропейских храмов нет золотых куполов, как в России. И в России великий Андрей Рублев расписывал храмы на 100 лет раньше не менее великого итальянца Леонардо да Винчи. Алтарные православные росписи Рублева (например, «Деисусный ряд») и алтарные католические «ретабло» в Испании (например, в Севилье), выполненные в одно и то же время (конец XIV в.), композиционно и функционально однородны и принадлежат общей византийской культуре.
Традиционная история утверждает, что «нашествие» Батыя привело к разорению Киевской Руси. Но не странно ли, что именно после взятия Батыем Киева там начинается бурное строительство православных храмов, появляется свой епископ и т. д.? И не странно ли, что старейшая православная церковь боснийского Сараева (XV в.) по внешнему облику похожа не на христианский храм (нет ни куполов, ни креста, ни колокольни), а на синагогу, а по внутренней планировке — на мечеть (с раздельной нефовой выгородкой для молящихся женщин)?
И не менее странными представляются именно те церковные сооружения Западной Европы, которые сохранили до настоящего времени архитектуру XIII–XIV веков, — баптистерии, например, Флоренции и Пизы. По сути они представляют собой крытые проточные бассейны, разделенные на сектора, предназначенные для массового крещения. Это — функциональные здания, а не памятники, и строились они именно в то время, когда существовала реальная необходимость именно в массовом крещении, а не в индивидуальном, как сегодня.
Это прямо говорит о том, что христианство в Западной Европе стало массовым не в IV, а после XIV века. Например, в старом городе Пизе, помимо крепостных стен, сохранилось всего четыре памятника: самым древним считается уже упомянутый баптистерий, затем знаменитая падающая колокольня, собор Св. Иоанна и… действующее до сих пор гебраистское (то есть древнееврейское) кладбище византийского обряда, расположенное слева от ворот с внешней стены крепости. Все правильно — иудейский обычай хоронить покойников за стеной города хорошо известен. Но «древние евреи византийского обряда» по- русски называются хазары, а поскольку христианских захоронений в старой Пизе нет, это означает, что хазары и построили этот самый город. Между тем вероисповедание хазар весьма отличается от ортодоксального иудаизма — это, скорее, иудеохристианская вера. И не случайно именно с европейскими баптистериями связан культ Иоанна Крестителя. Из этих же баптистериев в начале XVII века вышли первые баптисты. Для нынешнего религиозно расколотого мира это кажется невероятным. Но не для средневековой Византии, одной из незыблемых основ существования которой была веротерпимость.
Положило же начало утрате веротерпимости реальное, а не мифическое появление папской кафедры в Риме, произошедшее только в 1376 году. Именно деятельность католической церкви, насильно внедрявшей богослужебную латынь и пытавшейся сосредоточить в своих руках и религиозную, и светскую власть, и привела к тотальной войне в Европе. Частью этой войны стали и Куликовская
Церковный раскол (1415–1431 гг.) и провал попытки нового объединения (уния 1439 г.) привели к религиозному размежеванию между Западной и Восточной частями империи, что и предопределило падение Царьграда как центра в 1453 г., когда империя раскололась на три части: католический запад, православный восток и мусульманский юг. С потерей единого общепризнанного культурного (= цивилизационного) центра и наступила «феодальная раздробленность» Европы.
Именно после 1415 года в Западной Европе и появились первые высокопоставленные византийские эмигранты «латинского» толка и иудеи. На Востоке, то есть в России, приютили славянских беженцев с Балкан, православных греков и иудеохристиан, отсюда и берет начало нынешняя церковнославянская традиция. В русской истории это выглядит так: «на Русь выехали из Орды знатные бояре мурза такой-то и такой-то». От беженцев из Византии и пошло распространение «древнегреческой» и «древнееврейской» культуры как на Запад, так и на Восток.
Но Русь не прерывала связей с прежним центром: взаимоотношения с турецким султанатом оставались дружественными вплоть до прихода к власти Романовых, гвардия султана (янычары, до 1825 г.!) целиком состояла из право-славных христиан (= казаков), а делопроизводством в Стамбуле заведовали чиновники, обученные в Москве.
А вот на Западе, порвавшем с «нехристями», предметы византийской культуры стали раритетами. И там быстро поняли, что торговля не только византийскими произведениями искусства, и рукописями, но и подделками под них, — весьма прибыльный бизнес. Самый популярный в Италии писатель первой половины XV века П. Браччолини пишет «для избранных» по-латыни романы-«переводы» произведений «древнегреческих» мыслителей, которые позже переводятся на греческий язык — уже в XVI–XVIII веках. Потрясающе точное название жанра — роман (то есть греко-римское сказание, поскольку и греки сами себя называют ромеями) относится ко всем без исключения «историческим первоисточникам» — сочинениям Геродота, Плутарха, Фукидида, Тита Ливия, Светония, Евсевия и пр.
И тут возникает еще один, отнюдь не праздный вопрос: а почему знаменитый итальянский писатель первой половины XV века Браччолини, которому при жизни поставили памятник, как Шолохову, пишет исключительно по-латыни, если за 100 лет до него итальянский литературный язык создали, как считается, Данте, Петрарка и Боккаччо? Вероятнее всего, потому, что ни итальянского литературного языка, ни сочинений Данте во времена Браччолини еще не было — они появятся только лет через 50, а то и позже. Потому и никаких ссылок на Данте у Браччолини нет, хотя в подделке сочинений «древних» последнего уличали и не раз.
К тому же не только итальянский, но вообще все национальные литературные языки в Западной Европе начали формироваться только со второй половины XVI века: это и насильственное внедрение Елизаветой I «правильного» английского языка, а также «общенемецкого языка Библии», созданного М. Лютером, и т. п. «Испанского» языка в буквальном смысле вообще не было — в самой Испании он до сих пор называется кастильским (Castellano).
Внедрение сначала латыни, а затем и письменных национальных языков на основе латиницы сопровождалось массовыми книжными аутодафе, причем на кострах инквизиции жгли в обязательном порядке все книги, написанные славянской азбукой. Примечательно, что книги эти назывались «рустика романа». «Рустика» сейчас переводится как «деревенское, грубое, мужицкое», однако по-испански это и сегодня означает «переплетенная книга», «книга в сафьяновом (кожаном) переплете», то есть в переплете русской или персидской выделки, характерном для византийской культуры. Так что жгли византийскую (а значит, и русскую) историю параллельно с внедрением латинского и «древнегреческого» новодела. (То же самое проделали и в допетровской романовской России во времена никоновских реформ жгли подряд все книги, написанные на русском, а не на церковнославянском языке.)
Главный же импульс западноевропейской книгоиздательской деятельности (причем сначала на латыни, и только позже на «древнегреческом») придала часть Византийской библиотеки (включая архивы империи), привезенная во Флоренцию в 1438 году Плифоном (Плетоном) и его сподвижниками.
Почему же византийские архивы привезли во Флоренцию, а не, скажем, в Рим? Да потому, что именно во Флоренции, а не в Риме, была западноевропейская налоговая казна бывшей империи, находившаяся в ведении семейства потомственных мытарей Медичи. И именно на деньги, оказавшиеся в руках Медичи, публикуется «Утопия» Плетона и создается знаменитая «Платоновская (правильнее — плето-новская, или плифоновская) академия», а византийские хроники издаются канцлером Флоренции Л. Бруни на латыни в 1439 году под видом истории Флоренции, тем самым удлинив эту историю как раз примерно на 260 лет.
Флорентийская книгоиздательская активность сразу же привлекла внимание Рима, папской кафедре которого крайне необходимо было стать «древнее» процветающей Флоренции. И из флорентийского книгохранилища, которым заведовал Браччолини, тут же извлекаются и впервые публикуются только в 1469–1472 годах «неожиданно обнаруженные» исторические труды-романы «древних» Тита Ливия и Корнелия Тацита, призванные узаконить «древность» Рима. (А в это же время существует реальный
