дамы, но и наверху хватало неисследованных мест.
Как-то раз она в очередной раз свернула с проторённых дорожек и очутилась в небольшом тупичке с единственной дверью и неизменным фикусом, листья которого свежо блестели, – видимо, Агафья уже навестила его со своим ведёрком и губкой. Ольга поелозила щёткой по ковровому покрытию, толкнула дверь, и она приоткрылась.
В школе существовало негласное правило: в дни уборки, если не заперто, можно и нужно входить в любое помещение, поэтому Ольга заглянула внутрь и увидела ещё один узкий полутёмный коридорчик. Сначала ей пришлось вернуться, чтобы переключить пылесос в ближайшую розетку, подходящая нашлась у самого входа, и Ольга углубилась в новый лабиринт. В углах скопилось немало пыли, видимо, сюда давно не заглядывали. Неожиданно к негромкому гудению пылесоса добавилось ещё какое-то позвякивание. Она оторвалась от созерцания пола: на стенах висели зеркала, некоторые из них чуть колебались в своих узких металлических оправах, реагируя на поток горячего воздуха. Поначалу они располагались редко, но потом шли всё плотней и за следующим поворотом превращались в сплошное поблёскивающее панно, в котором множились неяркие потолочные светильники, пылесос и сама Ольга. Она заметила, что некоторые фрагменты были сделаны из кривых зеркал, которые внезапно искажали её отражение до неузнаваемости, но уже из следующей рамы на неё смотрело нормальное лицо, правда, слегка напуганное. Эти случайные вставки сообщали зазеркальному миру дополнительную подвижность, по стенам внезапно пробегали тени то карлика, то великана, а то и вовсе одноглазой глубоководной рыбы. И всё это была она, Ольга. Закружилась голова, захотелось ускорить шаг, но после очередного разветвления коридора пылесос забуксовал и от неосторожного рывка замолк – Ольга увидела, что натянутый провод слегка провис, видимо отключившись от розетки. Собралась повернуть обратно, вернуться, как Тесей, по шнуру, решив не глядеть по сторонам. Но в наступивший тишине ей послышался новый звук, напоминающий стон. Сделала несколько шагов, но всерьёз испугалась заблудиться. Вспомнила игру в казаков-разбойников и похлопала по карманам – вдруг завалялся мелок, маркер или губная помада, чтобы нарисовать стрелки, отметить путь. Ничего такого не было, кроме маленького дурацкого блокнота, купленного на Курском вокзале перед самым поездом. На обложке голубенький котик в блёстках, зато каждая страничка именная, внизу напечатано её имя – Оля. Теперь эта мусорная покупка пришлась кстати, Ольга оторвала листок и бросила на пол, через несколько шагов – ещё один, будто мальчик-с-пальчик со своими камешками. Она развеселилась и почти перестала бояться. Примерно через семь листков, когда уже подумала, что звук послышался, он повторился. Ольга подняла глаза – она стояла на пороге зала, истинные размеры которого не смогла бы определить из- за множества отражений. Искривлённые зеркала тут встречались чаще, пространство раскалывалось и плыло. Внизу мелькнуло рыжее пятно, Ольга подумала – «лиса», но откуда здесь взяться животному? Стараясь смотреть вниз и не обращать внимание на выхватываемых боковым зрением призраков, она сделала ещё несколько шагов и едва не споткнулась. На полу скорчилась женщина, прикрывающая руками растрёпанную рыжую голову.
Ольга схватила её запястья так крепко, что смяла тонкий медный браслет, и потянула к себе. Подняла упирающееся тело, поискала свой ориентир – мятый белый листок и сосредоточенно пошла к нему, стараясь не отводить взгляда. «Оля» – «Оля» – «Оля» – «Оля» – будто вы кликали из лабиринта её же собственным голосом. Женщина больше не сопротивлялась, сама переставляла ноги, но всё ещё тяжело висела у неё на плече.
Время тоже подверглось искажению, поэтому Ольга не могла бы точно сказать, как долго они брели – казалось, бесконечно, – пока, наконец, не увидели серебристый пылесос в компании множества отражений.
– Вышли, Агафья, почти вышли.
Та уже немного пришла в себя, чуть отстранилась и слабо кивнула. Но её лицо всё ещё оставалось серым. Ольга подхватила пылесос, и они двинулись к выходу. Зеркала начали редеть, и вот уже дверь, тупичок и большой светлый коридор. Только тогда позволили себе остановиться и без сил опустились на пол, привалившись к тёплому металлическому боку их спутника.
– На самом деле он девочка, – сказала Ольга, – Ариадна.
– Конечно, откуда здесь мальчик. Не выживет.
– Ты чего туда полезла?
И губку.
– Чё, вернёмся?
– Щас.
Разговаривать не очень-то хотелось, но они перебрасывались пустыми фразами, стараясь сгладить пережитый ужас и взаимную неловкость: одну смущало, что потеряла самообладание, другую – что видела это.
– Похоже, на голову я совсем слаба. Высоты не боюсь, а вот замкнутых пространств и, как выяснилось, бесконечности – очень.
– Интересно, как это называется?
– Надо будет у Панаевой спросить… Спорим, она знает?
За обедом Ольге показалось, что Агафья поглядывает на неё, ожидая, не заговорит ли она об утреннем происшествии. В конце концов Агафья не вытерпела:
– Елена, сегодня я… сегодня мы с Олей нашли зеркальную комнату. Скажите на милость, зачем она понадобилась?
– Я там чуть концы не отдала. Оказывается, я боюсь зеркал – в таких количествах.
– Это называется спектрофобия, – квалифицированно сообщила Панаева. Оля с Агафьей переглянулись.
– Спасибо, Маша. Кто бы сомневался, что ты в курсе…Ольга потом попыталась вернуться в лабиринт, но не нашла ни двери, ни самого тупичка. Конечно, ей всегда был присущ лёгкий топографический кретинизм, но не до такой же степени. Там, где предполагался поворот – как ей казалось, – была обычная стена. Ольга подумала, что она возникла, как переборки в космическом корабле, которые то опускаются сверху, то выезжают из пола, рассекая пространство. Реальность внутри этого здания всё чаще напоминала ей кубик Рубика, в котором квадратики вращаются вокруг неподвижного центрального каркаса. В один из воскресных дней после обеда, когда Ольга уже выходила из столовой, к ней обратилась Алла:
– Не поможешь мне сегодня? Часа в четыре? – С началом занятий ученицы и кандидатки постепенно перешли на ты: хотя общаться почти перестали, ощущение причастности к Ордену их сблизило.
Отказываться от хозяйственных работ не принято, и Ольга кивнула.
В назначенное время она приоткрыла дверь кухни и на мгновение испытала головокружение: её окутал густой аромат яблок, уже чуть полежавших, тёплых, утративших хрусткую свежесть, но ещё не забродивших. Значительная часть пола застелена клеенкой, на которой разложены круглые красные плоды – чистые, сухие, более или менее отсортированные по размеру.
– Будем делать джем, для него апорт бери, который покрупней. А мельбу на варенье потом. На, – Алла выдала нож и пару мисок, – для кожуры. Резать сюда.
Ольгу подобная манера общения приводила в восхищение: до чего хорошо, когда человек знает, чего от тебя хочет, и прямо об этом говорит. Да ещё требования такие нехитрые.
«Мне бы в армии, наверное, понравилось», – подумала она и погрузилась в работу. Джем готовился на удивление быстро, Алла была довольна помощницей и даже допустила её к плите, помешивать яблоки и сахар, так что часа за два они сделали десяток небольших баночек.
– Хватит пока, – решила Алла, – спасибо.
– Да не за что, интересно было. – Ольга ответила искренне, она ничего не понимала в кулинарии и нашла процесс увлекательным.
– Сладкое любишь? Могу десерт тебе приготовить, – Алла явно расщедрилась, – любой практически, какой пожелаешь.
– Я, это… – тут Ольге стало стыдно, – сгущенку люблю варёную.Алла слегка изменилась в лице, и Ольга поспешила добавить, чтобы как-то спасти свою репутацию:
– Но только самоварную! Магазинную ни-ни, у неё вкус другой.
Алла ничего не ответила, но стало ясно, где она таких гурманов видала.
– Ладно, пошли.
В дальнем конце кухни была ещё одна дверь, за которой обнаружилась огромная кладовая без окон, с множеством полок, сплошь уставленных коробками, банками и пакетами. Запах там витал сложный, но в целом приятный.
Алла сверилась со списком, взяла небольшую стремянку и достала сверху пару жестянок без этикеток.
– На вот. Что ж с тобой делать, если слаще варёнки ничего в жизни не пробовала.
Ольга много разного едала, но тут решила не спорить – прикидываться сироткой гораздо удобней. Вместо этого, углядев между стеллажами ещё одну дверь, спросила:
– А там чего?
Алла замялась, чем изрядно удивила Ольгу – она-то думала, что смущение ей не свойственно.
– Мастерская моя. Хочешь посмотреть?
– Ещё бы!
Миновали крошечную прихожую, затем Алла прошла вперёд, отперла замок, щёлкнула выключателем и посторонилась, впуская Ольгу. Та не сдержала изумлённого возгласа (надо признать, непечатного рода). Отовсюду на неё глядели блестящие стеклянные глаза: с тёмной стены грустно смотрел лось, серая кабанья морда казалась улыбающейся, на мраморных столиках пушили перья изящные птицы – Ольга узнала только утку, сойку, ворона и сову.– Так вот кто сделал Жакоба!
– Моя работа, да.
В помещении был кондиционер, над одним из столов располагалась вытяжка, так что в воздухе не чувствовалось никакой особой химии. Ольга не удержалась, понюхала зелёную макушку селезня – немного отдавало нафталином, но не смертельно.
– Это от моли, – пояснила Алла, – а так они не воняют.
– А… над чем ты сейчас работаешь? – спросила Ольга, просто чтобы что-то сказать.
Алла открыла холодильник и
