Домохозяйки и пенсионеры, собравшиеся по призывам верноподданной прессы, чтобы с влажными от умиления глазами выразить свое ликование, разразятся аплодисментами, когда нас увезут в полицейском фургоне. «Шахиня Фарах Диба – счастливая мать», «блестящий трон», «его императорское величество добрый шах» – вот темы, с помощью которых западногерманские бульварные газеты (из-за отсутствия собственной монархической династии) приводили своих читателей в состояние внутреннего трепета и глубокого восхищения. Персидское богатство и блеск позволяли кое-кому позабыть о собственных невзгодах. Мы затронем самые святые чувства толпы, и нужно молить бога, чтобы собравшиеся не избили нас на месте.
И все-таки я придумал, как выйти из положения, – это стоило мне бессонной ночи. Эффект восторженности толпы мы должны использовать для реализации своих замыслов. Мой план по своей простоте нельзя было назвать иначе как гениальным. К тому же наша малочисленность в этом случае не имела бы решающего значения.
Печатного станка у нас не было, копировального аппарата, который мог бы изготовить листовки (это подкрепило бы наши акустические усилия), – тоже. Типография исключалась, поскольку мы хотели сохранить все в тайне. Нашим единственным множительным средством была машинка для штамповки адресов. Максимальный размер напечатанного адреса был не больше сигаретной пачки. Поэтому и текст должен был быть предельно кратким. Мой план позволял это сделать.
На нашей машинке можно было изготовить только 20 оттисков с одной матрицы. Целыми ночами мы с Кристель занимались конспиративным печатанием. В то время как я прокатывал первые 20 листков, она писала следующую заготовку, и так далее, пока в конце концов не были готовы 5000 (пять тысяч) мини- листовок. Их текст был лаконичным.
«Поприветствуем шахскую чету на ее родном языке. Воскликнем же от всего сердца: «Гатель гомшо!!!» Общ. герм. – перс. дружбы».
Скажем прямо, мы собирались бессовестно злоупотребить доверчивостью толпы. Я исходил из предпосылки, что скорее всего никто из тех, кто с ликованием будет приветствовать шаха, не понимает по-персидски. А слова «Гатель гомшо!», как объяснили нам иранские друзья, означали: «Убийца, убирайся вон!»
«Поприветствуем шахскую чету на ее родном языке. Воскликнем же от всего сердца: «Гатель гомшо!!!» Общ. герм. – перс. дружбы». Скажем прямо, мы собирались бессовестно злоупотребить доверчивостью толпы. Я исходил из предпосылки, что скорее всего никто из тех, кто с ликованием будет приветствовать шаха, не понимает по-персидски. А слова «Гатель гомшо!», как объяснили нам иранские друзья, означали: «Убийца, убирайся вон!»
Дальнейшее легко было предугадать. Нам всем, прилично одетым, нужно было только смешаться с толпой ожидающих и, дружески улыбаясь, всучить бабулям эту бумажку. При появлении государственного кортежа мы планировали разделиться на группы по шесть человек и с энтузиазмом выкрикивать «Гатель гомшо!», увлекая за собой остальных. Я был готов заключить любое пари, что этот позорный титул, тысячекратно усиленный толпой, обязательно дойдет до ушей монарха-убийцы. С незапамятных времен можно положиться с гарантией на стадное чувство немецкого обывателя, когда дело доходит до славословия монархов.
Возможные контрмеры полиции не оказали бы желаемого действия, хотя бы из-за предельно короткого времени, которое, как известно, отводится для подобных визитов государственных деятелей, проходящих в ритме галопирующей свиньи. Даже если какой-нибудь подхалим придворный сумеет открыть глаза начальнику полицейского эскорта на нашу подлую выходку, возьмет ли тот на себя ответственность совершить дипломатическую бестактность и начать кричать в мегафон: «Пожалуйста, перестаньте выкрикивать эти слова, они означают: 'Убийца, убирайся вон!'»? Если же полиция захочет броситься на людей, то как она отличит плевелы от зерен?
Наши шансы были отличными. План был принят единогласно. С идеологической точки зрения этот метод нельзя было назвать совсем уж безупречным, правда, мы намеревались совращать и без того уже совращенных, а создать угнетателю своего народа шоковую ситуацию сам бог велел. Застывшие, окаменевшие, как маски, лица высокой четы будут хорошо смотреться по телевидению. Все наши друзья радовались заранее.
Воскресным утром нам предстояло тронуться в путь ни свет ни заря. Был составлен план поездки. Каждый получил пакет с листовками. А на вечер в субботу все участники акции были приглашены к одному из иранцев отпраздновать в узком кругу день его рождения.
Только мы с Кристель, к нашему сожалению, не смогли принять участие в пирушке. Утром мы должны были встать раньше других. Антишахская акция по времени пересекалась еще с одной, и для нее мы хотели использовать ранние утренние часы, а в Любек выехать несколько позднее. Наша машина, на которой мы разъезжали во время гастролей, могла развивать большую скорость, так что мы легко успевали догнать остальных. Мы хотели одним ударом убить двух мух. То дело – в Ганновере – тоже нельзя было переносить, время и здесь не терпело: в воскресенье в Нижней Саксонии проходили выборы.
И здесь начинается история внутри другой истории.
В свое время я имел возможность оказать услугу молодым людям, отвергающим общество потребления, – тем, кого называют «хиппи». «Дети цветов» весной 1967 года собирались по вечерам в маленьком парке перед оперным театром и пели. Импровизированный хор наряду с народными исполнял также под гитару антивоенные и антифашистские песни. Долгое время они вроде бы никому не мешали, напротив, газеты благожелательно писали об этой идиллии в парке, причем особенно подчеркивалось, что молодые люди всегда приносили с собой метлу, чтобы самым тщательным образом убрать потом за собой мусор. О скандалах и беспорядках не было и речи. Не было поблизости и жильцов, которых могло бы раздражать негромкое пение: вокруг площади стояли исключительно административные здания. Тем не менее совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба, местная пресса начала невиданную кампанию против «безобразий» в парке.
По слухам, директор близлежащего банка, которому подобное поведение врагов общества потребления прямо под окнами его резиденции пришлось не по вкусу, имел непродолжительный разговор с главным редактором одной местной газеты. Уже через два дня кампания принесла желаемые результаты: вокруг певцов ежевечерне начала собираться толпа. Это были сотни соответствующим образом настроенных обывателей, которые приходили не для того, чтобы послушать музыку, а для того, чтобы излить свой планомерно подогреваемый «праведный гнев» в оскорбительных словесных, а иногда и несловесных формах. Еще бы немного, и дело дошло до линчевания. Но городскому муниципалитету этого показалось мало: ему вдруг срочно понадобилось ежедневно опрыскивать деревья и кусты в парке ядовитыми химикатами – якобы для того, чтобы уберечь их от вредителей. При этом под струю «случайно» попадали и мирные отщепенцы. Чтобы покончить с пением, на хиппи спускали полицейских собак. Эта жестокость по отношению к маленькой, отнюдь не воинствующей группе молодых людей не давала мне покоя, и я решил помочь горемыкам советом и делом. После моего вмешательства обстановка разрядилась, и «дети цветов» торжественно поблагодарили меня за участие и от души предлагали в свою очередь помощь, если таковая мне когда-нибудь потребуется.
Такая возможность не заставила себя долго ждать. На выборах в местный ландтаг (парламент земли Нижняя Саксония) все предсказывали хорошие результаты НДП. А почему бы, подумал я, в нашей политической борьбе против неонацистов не воспользоваться незаезженными методами: почему бы не выставить «неисправимых» на всеобщее посмешище? Вот тут-то хиппи и могли пригодиться: они не очень жаловали нацистов.
Когда я изложил им свой план, они сразу загорелись. Партия неонацистов запланировала за несколько дней до выборов митинг перед оперным театром с последующим шествием по городу. По каким- то причинам до широкого протеста общественности дело не дошло.
Длинноволосые бородатые хиппи собрали свое самое жалкое тряпье, украсили себя живописными шляпами, нарисовали призывы на картонных плакатах, повесили их себе на шею и в количестве 40 человек, приводя в ужас обывателей, присоединились к демонстрации НДП, которая, по ее собственному признанию, выступала за «чистоту Германии». На плакатах было небрежно намалевано: «Голосуйте за НДП», «Фон Тадден – наш человек!», «Вместе с ним – на борьбу за порядок и чистоту!». Или: «Мы тоже голосуем за НДП, как и каждый порядочный немец!» Вариантов было много.
