— Это яйцо покрашено! — кричал Веран. — Этот негодяй обманул вас. Вот доказательство.
Уриане замерли. Это был тот шанс, подумалось Корсону, на который рассчитывал Веран, поскольку даже урианская аристократия не имела права входить в Зал Представления с оружием. Веран коснулся яйца ладонью, и в месте прикосновения скорлупа утратила свой лазурный цвет и стала белой, как слоновая кость.
Корсона осенило. Даже нагой, даже трижды выкупанный и досуха вытертый шершавой тканью, Веран обладал реактивом, щелочным и кислым одновременно.
Потом на ладони.
Реакция на поверхности яйца продолжалась, молекулярные цепочки распадались одна за другой, краска разлагалась на бесцветные составляющие или, скорее всего, возгонялась. Веран не любил оставлять следов.
Из толпы раздался свист. Острые когти схватили Корсона за руки, но он не сопротивлялся. Веран отпустил Нгала Р’нда, который, широко раскрыв клюв, пытался отдышаться. Уриане в фиолетовых тогах бросились на наемника, а тот кричал:
— Я доказал вам, доказал! Яйцо белое! Он обманщик!
Наконец заговорил сам Нгал Р’нда.
— Он лжет. Он сам покрасил его. Я видел это. Теперь он умрет.
— Разбейте яйцо! — кричал Веран. — Разбейте его! Если я лгу, внутри оно будет голубым. Разбейте яйцо!
Нгал Р’нда пытался установить порядок. Вокруг него уриане стояли стеной, они еще были полны уважения, но уже нахохлились. Вассалы боялись птицы, вылупившейся из Голубого Яйца, а не военного вождя. Князь издал несколько пронзительных нот, Корсон ничего не понял, но жест урианина был ясен:
— Должен ли я разбить яйцо?
Тишина. Потом раздался всеобщий свист, короткий и безжалостный.
Нгал Р’нда склонил голову.
— Я разобью яйцо, которое должно было обратиться в прах только после моей смерти. Я, последний Князь Урии, буду единственным из моего древнего рода, кто второй раз в своей жизни разобьет Голубое, хранившее меня когда–то, Яйцо.
Он схватил яйцо когтями, поднял его и разбил о пьедестал. На землю посыпались осколки. Нгал Р’нда схватил один из тех, что остались на цоколе, и поднес к глазам. Потом шагнул назад и опустился на землю.
Тогда один из высокопоставленных уриан подошел к нему, ухватился за край голубой тоги и резко дернул. Тога не разорвалась, а Нгал Р’нда качнулся вперед. Потом на него бросились все. Корсон почувствовал, что его выпускают и отталкивают. Он едва не упал, и ему пришлось постараться, чтобы оттолкнуть толпящихся уриан. На его глазах пьяные от бешенства птицы рвали на куски последнего Князя Урии. Острый запах хлора и аммиака повис в воздухе.
Кто–то коснулся плеча Корсона. Это был Веран.
— Идем, пока они не задумались, как я это сделал.
Они неторопливо двинулись к дверям, а яростные крики все не умолкали. Выходя, Веран оглянулся и пожал плечами.
— Вот так гибнут фанатики, — сказал он.
32
Примерно раз в десять лет он останавливался, подходил к первому прохожему и спрашивал:
— Какой сейчас год?
Некоторые из них падали в обморок. Другие убегали. Некоторые просто исчезали: вероятно, они умели путешествовать во времени. Но всегда находился кто–нибудь, кто отвечал. Не моргнув глазом, они смотрели на человека, на Бестию и улыбались. Старый человек. Молодой парень. Урианин. Какая–то женщина.
Один вопрос вертелся у Корсона на языке:
— Вы знаете, кто я?
Они знали. Они были, как вехи, как фонари, расставленные на его дороге, но когда он пробовал начать разговор, ловко выкручивались, позволяя ему угаснуть. Даже ребенок. Он не мог с ними бороться. За шесть тысяч лет культура прошла большой путь, а он еще был варваром, даже если знал такое, о чем они и не подозревали.
Увидев урианина, он едва не сделал глупость: хотел убежать во время. Но большая птица знаком попросила его успокоиться. Она носила белую тогу, покрытую тонкой вышивкой, и сказала с гримасой, которую Корсон счел улыбкой:
— Чего боишься, сын мой?
Сходство урианина с Нгалом Р’нда поразило Корсона, но он скоро понял, что это вызвано преклонным возрастом туземца.
— Мне кажется, я тебя узнаю. Однажды ты вынырнул из небытия. Я был тогда ребенком, едва вылупившимся из яйца. Если не ошибаюсь, я помог тебе обмыться и подал завтрак, а потом проводил на какую–то тайную церемонию. С тех пор многое изменилось к лучшему. Я очень рад, что вижу тебя. Что ты хочешь знать?
— Я ищу Совет, — сказал Корсон. — У меня есть для них новости.
— Ты найдешь его на берегу моря, к западу отсюда. Но тебе придется подождать около ста двадцати лет.
— Спасибо, — ответил Корсон. — Мне не нужно ждать. Я путешествую во времени.
— Не сомневаюсь, — сказала птица. — У тебя отличное животное.
— Его зовут Архи, — заметил Корсон. — В память о прошлом.
Он сделал движение, собираясь вернуться в седло, но урианин остановил его.
— Надеюсь, ты не в обиде за то, что случилось когда–то. Это был несчастный случай. Тирания рождает насилие, а живые существа — игрушки в руках богов. Для своего удовольствия боги заставляют их устраивать битвы, вертят ими, как хотят. Они любят балеты огня и смерти. Ты разрешил этот вопрос очень тактично. Кто–нибудь другой вызвал бы бойню. Все уриане очень благодарны тебе за это.
— Уриане?.. Вы тоже? — недоверчиво спросил Корсон.
— И старая раса и люди. Все уриане.
— Все уриане, — задумчиво сказал Корсон. — Это хорошая новость.
— Счастливого пути, сын мой, — сказал старый урианин.
«Таким образом, — подумал Корсон, вглядываясь в поднимающийся с земли туман, — уриане и люди примирились. Это хорошо. Урианам удалось прогнать демонов войны. Их вид вовсе не был обречен, как считалось».
Он все лучше узнавал планету. Положение пляжа что–то ему напомнило: именно сюда привела его Антонелла. Случайность?
Он решил отправиться туда через Диото. Синхронизировал гипрона над землей и поднял взгляд, разыскивая в небе пирамидальную массу города, что стоял на двух столбах вертикальных рек.
Небо было пусто.
Корсон снова сориентировался. Сомнений не было. Там, на небе, сто пятьдесят лет назад вздымался великолепный город. Теперь от него не осталось и следа.
Он посмотрел вниз, на ущелье, образованное тремя сливающимися долинами, со склонами, поросшими лесом, и дном, покрытым травой. Там было озеро. Чтобы лучше видеть, Корсон прищурился. На середине озера острый гребень рассекал воду, в других местах короткие волны разбивались о предметы, затопленные на несколько сантиметров под водой. Под растительностью, покрывавшей берег, он узнал остатки геометрических форм.
Корсон с грустью вспомнил оживление вертикальных и горизонтальных улиц, рои машин, вылетающих, словно пчелы из улья, мапазин, который он обокрал, чтобы поесть, и даже голос, остановивший его.
Диото был мертв, как и многие другие города, накрытые ураганом войны. Возможно, в глубинах озера
