— Мы могли бы поискать.
— С удовольствием, но под моим присмотром. Ближайшее минное поле примерно в ста шагах.
Они повернули под прямым углом направо и медленно поехали дальше. Один раз им попался разорванный в клочья корпус, который когда–то должен был быть автомобилем; потом самолет. Фюзеляж был разодран и порос мхом, но контуры были отчетливо видны. Он воткнулся носом в землю и был похож на сломанную стрелу.
— Стоп! — вдруг сказал Гримм и раскинул руки. — Посмотрите на траву вон там — ему можно было быть похитрее.
— Я вас не понимаю.
— Трава чуть зеленее. Почему участок в два метра шириной и около пятисот метров длиной должен отличаться от окружающего?
— Может быть, подземные воды…
— Может быть, и так, а может быть, и нет. Возможно, там что–то выходит, если эта площадь немного использовалась. Что–то, что увлажняет и, рассеивает новые семена, понимаете… один из этих маленьких роботов–садовников, которые раньше применялись в общественных парках.
— Вы так считаете?
— Не подкалывайте меня, мистер Остерли. Я только сказал, что это возможно. — Он вынул один из своих приборов. — Оттуда идут сигналы, снизу, справа и слева, сконцентрированные от основного пункта. Да, вообще–то это вполне возможно.
— И куда мы теперь поедем?
— Во всяком случае, не вдоль. Никому не будет никакой пользы, если на землю опустится наш пепел.
Джиллиад выключил двигатель.
— Что будем делать? Просто сидеть здесь?
— Да, пока что–нибудь не придет в голову.
Джиллиад свирепо посмотрел на него. В последнее время жизнь казалась ему пустой и неинтересной. Вещи, которые когда–то имели смысл и значение, казались пустыми и никчемными. Боже милостивый, они могут сидеть здесь вечно, притащить сюда целый арсенал приборов и все равно не продвинуться ни на шаг. Если кто–то что–то предпримет, то остальные, по крайней мере, получат указание, которое, возможно, чем–то поможет остальным. Предположим, он проползет по–пластунски по этой тропинке, приготовившись к оборонительной силе автоматических орудий. Благодаря своей сверхбыстрой реакции он, возможно, сумеет вовремя откатиться. Но зато одно орудие, по крайней мере, выйдет из строя.
Джиллиад понимал, что шанс остаться в живых был мизерным, но тупая злоба в нем перевешивала инстинктивную сдержанность. Время, когда в нем по–настоящему нуждались, прошло, и кроме того, было еще что–то, еще кто–то… он избегал об этом думать…
И потом — что значит его смерть? Некоторые волнения, несколько ужаснувшихся свидетелей… кому до этого есть дело?
«Мне, — сказал в нем какой–то голос. — Мне это небезразлично, так как я тоже люблю тебя. Что ты этим докажешь?»
Он застыл. Телепатический прибор, вдруг подумал он. Где эта проклятая штука?
«Пожалуйста, Дэйв, не ищи его. Ты говорил о том, что не хочешь выворачивать свою душу — так взгляни в мою, пожалуйста».
Он почти с гневом осознал, что его мышление приспособилось, но вдруг был увлечен неожиданным чувством. Она так любила его!
«Любимая, я не знал этого».
«Я тоже, пока ты не убежал».
Он почувствовал тепло, нежность и некоторую подавленность. Потом: «У вас какие–то затруднения?»
«Еще бы!»
«Я могу вам помочь?»
«А разве ты сможешь?»
«Надеюсь. Мы здесь говорили об этом, и у Кейслера появилась новая идея. Наивысший, кажется, немногое сделал, чтобы помочь Вельту. Мы полагаем, он нейтрален».
«И?»
«Кейслер предлагает, чтобы ты помимо Вельта попытался связаться прямо с Наивысшим. Это значит, попытаться с помощью усилителя, если он у вас есть, вызвать его прямо с того места, где ты находишься».
Джиллиад непроизвольно кивнул и повернулся к Гримму.
— У вас есть усилитель?
— Что за усилитель? Зачем он вам?
Джиллиад объяснил, что он услышал, и Гримм тотчас же кивнул.
— С собой нет, но достаточно деталей, чтобы собрать. Это должен быть вполне определенный усилитель, иначе он не будет работать в преломляющем поле. Дайте мне пятнадцать минут времени.
Пока он работал, Джиллиад задумчиво смотрел на Остерли.
— У меня уже было странное чувство, когда вы настояли на том, чтобы я одел свой самый толстый пиджак. Вы, вероятно, знали, что в нем установлен телепатический прибор.
Остерли ухмыльнулся.
— Я и есть тот самый старый сводник, — сказал он.
Джиллиад попытался сделать злое лицо, но у него ничего не получилось.
— Ну, хорошо, вы победили. Большое спасибо. — А внутренне он сказал: «Не сейчас, дорогая, иначе мне будет слишком жарко».
«Ты этого не любишь?»
«Да нет, ты знаешь, но я слишком далеко, чтобы суметь что–то сделать».
«Чтобы показать тебе, что я чувствую в действительности, я оставляю тебя в покое — но только еще минуточку».
Через несколько секунд Джиллиад покраснел, но ослепительно улыбнулся.
— Готово. — Гримм что–то протянул ему. — Нажмите на кнопку и говорите.
Джиллиад взял микрофон размером с карандаш и поднес его к губам. Он не имел никакого представления, что ему говорить, он не придумывал никакой речи, но ему показалось логичным говорить нормально.
— Говорит Дэвид Джиллиад. Я обращаюсь к существу или группе существ, которые известны мне, как Наивысший… Вы понимаете меня?
— Да, я понимаю. — Голос, нейтральный и спокойный, возник, казалось, рядом с ним прямо из воздуха, и Джиллиад вздрогнул.
— Вы знаете меня?
— Я знаю тебя. Ты Дэвид Джиллиад, восприимчиво–резистентный, и как таковой ответственный за восстание.
— Какую роль вы играете?
— Никакой. Я нейтрален.
— Вы прячете Вельта.
— Я сообщаю: Вельт искал убежища в этой местности. Я его не прятал.
ГЛАВА 26
Вельт вскочил.
— Ты меня предал!
— Я не принимал на себя обязанности прятать тебя. Ты попросил разрешения остаться здесь, и я тебе позволил.
Вельт начал сыпать проклятиями. Лицо его заливал пот.
Издалека донесся голос Джиллиада:
— Ты дал Машину Желаний.
